Молодая хозяйка осталась дома дожидаться мужа.
ГЛАВА 2
Блаженное состояние между бодрствованием и дремотою, предваряющее сон, замедлило течение беспокойных мыслей Ирода. Оно сделало их вязкими, тягучими, готовыми вот-вот застыть в бесформенной массе чего-то уже неопределенного и неволнующего, безразличного. Царь облегченно вздохнул и прикрыл глаза. Но в следующее мгновение неясная тревога острой иглой вонзилась в сердце, и сон отлетел, как вспугнутая птица. Из груди Ирода вырвался стон, скорее похожий на рычание раненого зверя, в котором одновременно выражалось чувство отчаяния и досады. Какое- то время царь ворочался на своем ложе, словно от перемены положения тела душа могла обрести покой. Но осознав бесплодность этой попытки, улегся на спину и застыл, дав своим тяжелым думам свободное течение. И было от чего.
При императоре Августе, мудром администраторе и расчетливом политике, Ирод наконец-то достиг вершин славы и власти в Иудее. Это все далось ему нелегко. Более тридцати лет царь, не жалея своих сил, трудился над упрочнением престола и обустройством государства. Воевал, возводил крепости и строил порты. Подавлял выступления недовольных. В угоду религиозному рвению иудеев перестроил храм в Иерусалиме и все равно не добился их любви. Зато сумел угодить Риму. Строил ипподромы и театры, проявлял искусство дипломатии и щедрость к городам Римской империи. И пусть в Риме ему так до конца и не доверяют, зато уважают и ценят как своего верного сателлита. «А что до любви иудеев, — с досадой размышлял Ирод, — так им Сам Бог не сможет угодить. Пусть не любят, зато боятся». Теперь бы на старости лет жить и радоваться этой жизни. Но словно нож в спину — заговор в собственной семье. И от кого? От сыновей. От любимых сыновей, рожденных от Мариамны из рода Хасмонейской[13] царской династии. Восстают на родного отца те, кому он намеревался передать царство. Ирод вновь глухо застонал и заскрежетал зубами. «О! Если подтвердится, что это письмо о заговоре не подлог, клянусь престолом Яхве, им не жить. Уничтожу, как диких зверей, а прах развею по ветру».
Распаляемый такими думами, царь привстал и сел на постели. Какое-то время он не мог успокоиться, словно с кем-то разговаривая и споря, размахивал руками. Наконец стал успокаиваться, и тут у него возникла мысль, от которой его прошиб холодный пот: «А что, если задуманное они совершат сейчас? Быть может, убийцы рядом?» Ирод в тревоге посмотрел на тяжелый занавес, отделяющий его покои от помещения, где размещался отряд телохранителей. «Нет, — успокоил он себя, — там верный Башар, идумеянин, ненавидящий иудеев. Его же первого заговорщики повесят, как своего ненавистного врага. Нет, Башар не выдаст». От пережитого волнения Ирод почувствовал, что у него пересохло в горле. Он протянул руку к стоящему рядом кувшину с греческим вином. Поднес горлышко сосуда к губам и, запрокинув голову, стал пить, блаженно ощущая терпкий вкус и ароматно-пахучую свежесть виноградной лозы. Струйки вина потекли по бороде Ирода, капая на тунику, отчего на груди расплылось большое красное пятно. Напившись, Ирод отставил амфору и прислушался к своим ощущениям. Вино, приятно согревая внутренности, приносило успокоение. Повздыхав, царь прилег на своем ложе, и дремотное состояние вновь охватило его.
Едва заметный шорох заставил Ирода вздрогнуть. Он оглянулся и увидел, как тяжелая виссонная портьера, отделявшая его спальню от комнаты с личной охраной, вначале заколыхалась, а затем стала медленно отодвигаться. На царя напал страх. Почему-то он уже знал, кто сейчас войдет в спальню. Предчувствие его не обмануло. В спальню вошел его сын Александр. «О хитрец, — подумал Ирод, — кого же он хочет обмануть? Ведь я знаю, у него под плащом спрятан меч». Царь с нарастающим волнением наблюдал за приближением сына и лихорадочно соображал, что предпринять. Он уже хотел незаметно встать с постели и спрятаться. Но не тут-то было. Его тело словно налилось свинцовой тяжестью. Он не мог даже пошевелиться. И тогда царь подумал, что Александр не знает, что он видит его. А если бы знал, что отец не спит, то не посмел бы поднять на него руку. Ирод сделал усилие, чтобы заговорить, и, холодея от страха, понял, что не может произнести ни одного слова. В это время вновь стала отодвигаться завеса, и у Ирода проснулась надежда: может быть, это верный Башар идет на помощь. Но вместо телохранителя вошел крадущейся походкой его второй сын, Аристобул. «Нет, — с отчаянием подумал Ирод, — помощи от него не дождешься, он же в заговоре с братом». Александр между тем приблизился к ложу, оглянулся, вынул из-под плаща короткий меч и занес его над грудью отца. Ирода охватил такой неимоверный ужас, что он отчетливо, до физической боли ощутил, как лезвие меча пробивает его грудную клетку. Как оно разрывает его внутренности. Царь дико закричал. Он не переставал кричать и тогда, когда понял, что это был только сон. Кричал, видя, как по спальне мечется перепуганный евнух Панкратий. Кричал и тогда, когда в спальню вбежала с горящими факелами дворцовая стража. Кричал и не мог остановиться.
ГЛАВА 3
Когда дикий, нечеловеческий крик гулко разнесся по мраморным анфиладам царского дворца и достиг женской половины, Иродиада вздрогнула и открыла глаза.
— Огня! — Иродиада старалась придать своему голосу властность, но голос дрожал и получился лишь жалобный вскрик юной отроковицы. Служанка, соскочив с постели, тут же стала высекать кресалом огонь. С зажженным светильником она вбежала в спальню Иродиады.
— Госпожа, не бойтесь, я здесь. Вам ничего не угрожает, это в другой половине дворца.
— Я и не боюсь, — досадуя на свою слабость, раздраженно ответила девочка, — я и сама прекрасно все слышу. Мне просто хочется, чтобы было светло.
— Хорошо, госпожа, пусть будет светло, — тут же с готовностью откликнулась служанка и зажгла второй светильник на медном канделябре, укрепленном в стене рядом с ложем Иродиады.
