— Вернула за исключением двух тысяч с копейками — словно оправдываясь, Ласточка быстро добавила: — Я хотела приказать ему хорошо себя чувствовать, но когда про это подумала, было уже поздно.
— Горе луковое — Лена возвела глаза к потолку: — Ответь хотя бы, на что потратила честно ворованные две тысячи?
— Купила коробку конфет — ответила Ласточка.
— Понятно — Лена отпустила Олину руку и обвела новичком, обвиняющим взглядом: — Вы все патологически хорошие люди.
В конце рабочего дня (тем воскресеньем он наступил в три часа), Бутинко подвезла подругу до дома. Серебрились панели. Лениво подёргивалась стрелка спидометра. Ремень перехватывал грудь, но под зимней курткой он почти не ощущался.
— Как твой жених? — спросила Наташа. Ласточка промолчала и тогда обернувшись, Наташа посмотрела на неё: — Вы ещё не расстались?
Несколько секунд машина двигалась неуправляемая. Прямая как стрела улица с односторонним движением. Фонари ещё не горят. Витрины магазинов сияли во всю мочь.
— Почему мы должны расстаться с Ваней? — спрашивает Ласточка. Спрашивает с вызовом, словно требуя ответа у самой себя.
Наташа вздохнула. Смотрит вперёд. Ласточке видна ещё щека, половинка линии губ и волосы, закрывающие мочку уха. Наташа сказала: — Чем дольше тянешь, тем хуже. — Ласточка ничего не ответила и Бутинко говорит: — Оказывается ты жестокая.
Об этом разговоре, хотя какой там разговор — обмен десятком реплик, не более, вспоминает Ласточка, разглядывая настенные часы. Часы громко и отрывисто тикают, словно погоняют время кнутом. Салаты съедены. Копчённое мясо практически тоже. В холодильнике осталось пиво, ну да ладно — пусть стоит там и дальше. Десять минут назад звонил Иван. Он хочет встретиться. Полторы недели почти не общался с любимой девушкой. Он злится и настаивает на встрече. Он заедет через час. Иван ещё не знает, что теперь они с Ласточкой в разных весовых категориях. Закрывающая солнце гора и лёгкое, послушное воле ветра, пёрышко. Можно ли любить человека, если ты не кто иной, как помощник нового бога? Ангел нового мира.
Возможно, Ласточка никогда по настоящему не любила Ивана? Кто знает? Во всяком случае, не настенные часы — они всего лишь показывают время. Вся их задача на жизненном пути не упасть со стены и не разбиться.
Сияет огнями вечерний Петербург. Полосами света скользили фары бегущего по улицам автомобиля. Скрывая беспокойство, Ваня завёл лёгкий разговор. Его выдавали взволнованные взгляды то и дело бросаемые на Ласточку. Эти невольные взгляды, во время беседы ни о чём, являлись квитесенцией вопроса. Иван, словно нерадивый танцор, который никак не может попасть в такт музыке. Безмолвно, взглядами окликал любимую, тянулся к ней. Но руки скользят, и сколько не вслушивайся, не услышишь ответа.
Губы Ласточки произносили слова. Глаза смотрели за стекло, на мельтешение ночных огней. На самом деле легко поддерживать не значащую беседу. С этим не хитрым делом справляются даже компьютерные программы. Обычно они цепляются за произнесённые собеседником слова, повторяют их, чуть-чуть изменяя и пряча в облако общеупотребительных глаголов, прилагательных и наречий, возвращают собеседнику. Какой-то чудак даже предложил тест на определение разумности машин. Он предлагал взять, например десять живых человек разного пола и возраста и одну компьютерную программу. Рассадить живых людей в отдельные комнаты, оснащённые конференц-связью, а компьютер соответственно подключить к общей сети. В простейшем случае конференц-связь может быть в текстовой форме на манер чата. Если живые люди, сидящие каждый в отдельной каморке, не смогут определить кто из собеседников компьютер, то тест на разумность считается успешно сданным. Эх, иметь бы для начала определение этого самого разума. И не частное, которых в базарный день можно купить десяток за копейку. А настоящее, единственное — всеобъемлющее. Да только кто его даст, это самое определение!
Во время поездки Ласточка поддерживала беседу как та самая компьютерная программа, сдающая тест на разумность. Общие фразы. Отзеркаленные реплики собеседника. Когда не знаешь о чём сказать — говори о погоде. Машина остановилась, чиркнув колёсами по обледенелому асфальту. Открытая дверь швырнула в лицо поток холодного воздуха. И вот Ласточка стоит на дне океана холодного воздуха, ожидая пока Ваня закроет машину. Тело девушки обдувают ветра-течения. Вокруг обитатели подводного мира — люди и машины. Кажется, будто и ты и весь город находятся на дне огромной чаши до краёв заполненной атмосферой. На самом-самом дне.
Место, где они собирались поужинать, вызвало у Ласточки грустную улыбку. Иван выбрал кафе, недалеко от станции метро «Чернышевская». То самое, где несколько месяцев назад он сделал предложение, а Оля согласилась. Они не торопились, полагая, что любви, так же как и цветку, необходимо время, чтобы вырасти и расцвести во всей красе. И опоздали. Оглядываясь назад, Ласточка спрашивала себя: почему не стали сразу жить вместе, хотя столько говорили об этом. Если бы это случилось, то почти наверняка дядя Егор не пришёл бы к ней ночью. Более того, она, наверное, даже не встретилась бы с Бутинко на Невском. Ласточка честно отвечала себе: — Им было неудобно жить в одной квартире. Вы знаете эти неудобства большого города — из-за пробок долго ехать до работы и прочее. Краснощёкий здоровяк быт положил субтильную девушку любовь на обе лопатки.
А ведь Ласточка могла и дальше жить обычным человеком с ворохом мечтаний, мешком печали и корзинкой радостей. Как хорошо, что этого не случилось. Как хорошо.
Не верьте сказкам — ангелы никогда по настоящему не жалеют, что не остались людьми.
Наконец Иван справился с замком. На секунду вспыхнули фары, отмечая включение сигнализации. Мысли Ласточки заняли не больше пяти секунд. Девушка даже не успела замёрзнуть, хотя стояла в распахнутой куртке и без шапки.
В кафе полно народу. В вечер воскресенья, даже зимой, Петербуржцы не желают сидеть дома. Больше половины столиков заняты. В зале шумно от смеха и негромких разговоров десятков людей. Держа Ласточку за руку, Ваня провёл к дальнему столику. Единственному оставшемуся у окна, хотя это окно выходило всего лишь на стоянку машин.
— Что ты хочешь? — Ласточка была сыта, но для приличия выбрала десерт из кусочков ананаса, утопленных в озере взбитых сливок и посыпанных сладкой пудрой.
Молодая девушка принесла заказ. Их глубины зала, заглушаемые шумом голосов, долетали звуки песни. Слов не разобрать, только мелодию: тягучую и томную — песня для влюблённых. Ласточка вспомнила слова Наташи, сказанные не далее как сегодня, всего несколько часов назад: «оказывается ты жестокая». Приходилось резать по живому, но тянуть означало причинять ещё большую боль, причём им обоим. Девушке по-прежнему нравился Иван. Она была бы не прочь, чтобы Ваня был счастлив. Однако невозможное невозможно. Мысль использовать власть Ласточка отмела сразу. Пусть станет больно, зато по-настоящему.
Окно походило на чёрный холст, на котором яркими красками художник изобразил фонари, блестящую сетку и части различных автомобилей. Тротуар блестел льдом, вытертым ногами прохожих. Рисунок обрамляет пластиковая рама и закрывают тяжёлые шторы. Ваня молчал, не решаясь задавать вопросы, но и не смея больше говорить о пустяках. Ждать не имело смысла. Набрав воздуха, Ласточка сказала: — Я больше не люблю тебя. — Это было ложью по форме, но истиной, по сути. Остро хотелось извиниться, хотя после сказанного любые извинения выглядели бы донельзя глупо.
— Мы расстаемся — продолжила Ласточка, потому что Ваня молчал. Перед ним стоял пузатый металлический чайник, сахарница со щипцами для сахара и пара чашек из белого, матового стекла. — Я понимаю, что своими словами перечёркивая наши совместные планы. Некоторые из них уже начали осуществляться. Мне очень жаль. — Честно призналась Ласточка — Понимаю, что не могу ничего просить, но если мы не сможем остаться друзьями, то давай хотя бы не станем врагами.
Ваня продолжал молчать. Ласточка мысленно закричала: — Не молчи! Скажи же что-нибудь! — И её желание осуществилось.
Ровным, совсем чужим голосом, Ваня осведомился: — Можно ли узнать причины этой внезапной переменны?
