Когда я после того школьного разговора заикнулась дома о своей возможной карьере, мама пришла в ужас. Кроме того, что она не могла представить себе нашу разлуку, материнское чувство интуитивно предупреждало ее об опасности. Да и вообще, замужество представлялось ей как нечто, с одной стороны, романтическое, а с другой — жизненно-устойчивое. «Строить семью, — говорила мама. — Тебе еще рано строить семью». Сейчас-то уже не рано, да все никак эта стройка не ладится. А тогда мама сказала и о том, что семья должна создаваться на родной для человека земле, чтобы его дети наследовали язык, традиции, определенный образ жизни. Одним словом, наследовали Родину. И, если посмотреть с другой стороны, — чтобы сама Родина не пустела, не подвергалась вырождению. Тогда уже в нашей стране смертность превышала рождаемость, но еще не настолько, как сейчас.
И хотя мамочка говорила вполне искренне, главное заключалось все-таки не в этом. У нас с ней была более узкая, однако очень важная для обеих цель — получше устроить меня в жизни. Я выросла без отца, можно сказать, в бедности, так что была, наверное, чем-то обделена. И вот когда я выросла, настало, казалось бы, время наверстать. А
Но чего-то, видимо, не хватало, потому что в конечном счете все наши прожекты насчет работы сошли на мыльный пузырь. Предложений было множество — но стоило нам нацелиться, как через некоторое время выяснялось, что данный вариант кусается. Там надо было самим платить, там место, при ближайшем рассмотрении, выходило вовсе не таким выгодным и удобным, как представлялось сначала. А иногда оказывалось, что «тут есть риск», как определяла моя умница-мама. Везде, где требовалось участвовать в каких-то авантюрах, допускать вольности с мужчинами либо отвечать за материальные ценности, мама вставала грудью. Она меня от многого в то время остерегла, даже от потери денег, скопленных в результате ежегодной работы в трудовых летних лагерях. Потому что, поторкавшись во все вроде бы открытые двери и не сумев в них войти, я впала в уныние и стала мечтать о положении рантье. Первый же частный банк, обещавший невероятно высокую прибыль, показался мне заслуживающим внимания. Моя одноклассница и соседка Нюта, слишком скромная, чтобы выступать на наших школьных дебатах, и только слушавшая других, уже отнесла свои деньги в этот самый банк. А через год мы встречались с ней во дворе в несусветную рань — ибо сама я, увы, к тому времени устроилась дворником и по совместительству уборщицей подъезда, а она же шла в банк занимать очередь, состоящую из обманутых вкладчиков. Деньги действительно возвращали, так как в дело вмешалась прокуратура, но стоять приходилось целыми днями, с утра до вечера. Нюта рассказывала, что в банке открыто пять окошек: четыре на вклад, хотя уже никто не хотел вкладывать в этот банк деньги, и одно на выплату — то, к которому и тянулась огромная взбудораженная очередь. В конце концов я перестала встречать Нюту по утрам: она бросила затею с возвращением вклада. В медучилище, куда она поступила, потребовали посещать занятия, а не стоять вместо этого в очередях. Из страха быть отчисленной она послушалась, а послать вместо себя в очередь ей было некого: Нюта жила с бабушкой, которой уже перевалило за восемьдесят лет.
Таким образом я не потеряла деньги, скопленные на летних трудах. Но это, конечно, не решало проблему. В конце концов мы с мамой пришли к выводу: устраиваться на работу надо по знакомству, чтобы какой-нибудь свой человек помог тебе на первых порах. Но поскольку у нас таких знакомых не было, мама решила, что будет учить меня шить. Сама она неплохо шила для себя и своих подруг, но денег за это не брала, считала неудобным. Дескать, она не профессионал, и это просто дружеская услуга. Теперь же под влиянием развивающегося вокруг капитализма мы решили, что профессионалом должна стать я. Мне предстояло стяжать высокое мастерство и впоследствии зарабатывать деньги, желательно неплохие. Но профессионал должен иметь соответствующее образование. Все швейные курсы оказались платными, и мы, уже поднаторевшие выходить из сложных ситуаций, решили так: я пока буду учиться шитью у мамы, а между тем устроюсь мастером чистоты, чтобы скопить денег к следующему учебному году. Дворник — одна ставка, уборщица — вторая. Причем со всем этим можно справиться до полудня, если, конечно, нет обвального снегопада. А вечером сидеть за швейной машинкой.
Я так и делала, и тут открылось нечто неожиданное: у меня как будто прорезался талант модельера. Я всегда любила делать что-нибудь руками: вырезать, клеить, лепить из пластилина. В младших классах моими любимыми уроками были труд и рисование, как, впрочем, и у большинства моих одноклассников. Но до сих пор все это не связывалось в сознании с шитьем, и вдруг меня словно молния пронзила: надо делать из тканей аппликации для одежды, которую я буду шить! И получился просто супер, во всяком случае мамины знакомые, интересовавшиеся моими успехами, расхватали первые образчики для себя! Мама смущенно разрешила мне брать гонорар: ведь я глядела в профессионалы, да и ткани покупала на свои деньги. А вот как раз материал для аппликаций мне практически ничего не стоил: тут дело было в фантазии, которой у меня оказалось воз и маленькая тележка. Тогда я почувствовала счастье, которое заключается, как я и теперь считаю, в совпадении: когда
Одна из них вывела меня на новый путь: сказала мне о том, что можно подготовить свою творческую коллекцию на молодежный конкурс дизайнеров. Это мероприятие было обставлено весьма пышно: о нем говорили на телевидении, и все прочее. У меня даже голова закружилась, настолько много ошеломительных радостей там сулили. Чего в жизни не бывает: глядишь, получу первую премию, буду много учиться и когда-нибудь открою свой Дом моделей. А талант у меня, все говорили, есть.
То, что это действительно талант, я догадалась уже по тому, насколько меня захватила эта идея. Я теперь дни и ночи сидела над эскизами и кусками разнообразных тканей,
