Девушки, как одна, уставились на Нюту. Потом смуглолицая с пышными черными волосами чуть флегматично спросила:
— А она сможет ножницы в руках удержать?
— Не понял...
— Я говорю, у нее хватит сил держать ножницы? Откуда ты ее взял — из концлагеря?
— Где взял, там больше нету!
— Конечно. Таких и есть одна на всю Москву.
— Не остри, задира! Тоже мне — красавица южная, никому не нужная!.. Сама наела задницу, скоро шорты лопнут!
— Лопнут — зашью! А вот куда пятую машину ставить, здесь же места нет!
— Не будет пока пятой машины, — по-хозяйски сказал толстомордый мужик. — Мы решили определить Анюту на раскройку ткани. Вы все, лапоньки, будете продуктивней работать, если она будет для вас кроить! Усекли?
— Значит, ее Анютой зовут? — спросила молодая девчонка. — Очень приятно — я Лерка!
— А я Наташа, — лениво представилась черноволосая.
— Я Лиля, — заулыбалась одна из кореянок, показав мелкие жемчужные зубы и розовые десны.
— Ульяна, — закивала головой другая.
— У вас русские имена... — сказала Нюта, чтобы хоть что-то сказать — уж слишком долго она молчала.
— Нет, не русськие, — потрясла головой Лиля. — На самом деле меня зовут Ли-хва-чжун. А ее — Ху-чта-ён. Мы приехали из Кореи, — сочла она нужным пояснить.
— А я из Абхазии...
— А я из неблагополучной семьи, — подскочила на месте Лерка, чикая в воздухе ножницами.
— Вот видишь, Анюта, — усмехнулся толстомордый Игорь. — У нас тут сборная солянка, с миру по нитке. Ну, знакомьтесь тут, а я пошел пожрать. Лилька, ты готовила?..
Ли-хва-чжун проворно выскочила из-за машины и понеслась в кухню, на ходу приговаривая что-то своим мяукающим голоском. Толстый Игорь потопал вслед.
После их ухода девчонки продолжали рассматривать Нюту, но ее собственные мысли были от них далеко. Ее мысли облетали квартиру, гладили стены, вещи, рождали воспоминания. Это большая комната, а за стеной спальня — наверное, она так и осталась спальней, там спят девчонки. И для нее поставят раскладушку либо хоть бросят на пол матрас. За последние два года Нюта привыкла спать на матрасе... Подумать только, сегодня она будет ночевать в своей собственной спальне, где столько перечувствовано, столько пересмотрено детских и девичьих снов, столько мечтаний представлено себе в виде встающих перед глазами картинок!
— А правда, с чего ты такая худющая? — спросила абхазка Наташа. — Ты действительно сможешь работать? А то гляди, Игорь с Пашкой нянькаться с тобой не станут! Особенно Пашка...
— Ладно каркать, — оборвала ее Лерка. — Лучше покажи ей, как кроить.
— Что ж, можно... и мы заодно посмотрим, какова девица в работе!
Нюта подошла поближе к столу, заваленному материей.
— Бери ножницы, — скомандовала Наташа. — Разворачивай ткань. Клади ее на стол, к свету. А теперь отмеряешь три метра сюда, два метра сюда. И потом режешь...
Рулон материи оказался жутко тяжелым, линейка — громоздкой и неудобной, на ножницы требовалось с усилием нажимать. Но в Нюте почти бессознательно сработало внедренное, вбитое, укоренившееся в ней за последние пять лет: любую работу надо делать, иначе будет хуже! Как муравей с хвоинкой вдвое толще себя, Нюта покачивалась в обнимку с рулоном ткани, но довольно быстро и ловко отрезала что надо.
— В самом деле, работа горит, — со снисходительным одобрением заметила Наташа.
