беспокойстве стоял рычаг блокировки — что я не где-нибудь, а у Вальки. С детства надежный адрес.
— Что ты ходишь, Мальвиночка, как потерянная? Иди поужинай и в постель. Нюту я уже покормила, она съела бульон с курочкой — и снова спать. Это ж надо, так истощиться девочке!
— Где я его теперь найду? — сквозь зубы пробормотала я.
— Кого, Мальвиночка?
— Леонида Сергеевича! Это тот, с которым мы должны были встретиться, чтобы идти в школу моделей!
— А он кто? — помолчав, спросила мама.
— Бомж с чердака! То есть журналист.
Мама с опаской на меня посмотрела, но ее воспитательным методом всегда было терпеливое ожидание. А я возликовала, поняв, что она снова спасла меня, моя милая мамочка — теперь я знала, где искать того, кто мне нужен. Хотя это было, конечно же, нелогично, да и вообще, с какой стати... Ведь он больше не ночует на чердаке. Но я уверилась, что чердак — это именно то самое место, которое мне надо посетить.
— Куда ты так поздно? — холодней, чем обычно, спросила мама.
— Схожу на чердак. Не волнуйся, мамуль, я скоро!..
— Ой, Мальвина, вот что мне больше всего не нравится в твоей работе, так это то, что ты должна бомжей выгонять. Ведь несчастные люди, им идти некуда! И потом, для молодой девушки... Да ты уж давно их не выгоняла, что ж теперь вздумала?
— Надо ж когда-то, — лицемерно ответила я.
— Ну так иди, пока они совсем спать не легли!
Но меня еще кое-что удерживало. Я посмотрелась в зеркало, поправила пробор в волосах, потом переодела кофточку. Мама наблюдала за мной с недоумением и наконец не выдержала:
— Да что ж такое, в конце концов! Либо ты сейчас же расскажешь мне все как есть, либо я не пущу тебя на чердак!
И тут я поняла, что мне впервые в жизни не хочется рассказывать обо всем маме. Во всяком случае, не сейчас. Когда я приду с чердака, мне уже, возможно, будет что рассказать. А пока я сама ничего не знаю...
— Мамочка, ну что рассказывать — разве ты не знаешь, я обязана... Такая у меня работа! — с этими словами я проворно выскользнула из квартиры и закрыла за собой дверь.
В подъезде было тихо, исправно светили желтые лампочки на каждом этаже. На сей раз я прошла мимо своей боевой швабры, приткнутой в уголке перед лестницей на чердак. Подумать только, когда-то я могла замахнуться ею на Леонида Сергеевича! От этой мысли мне стало неловко и в то же время приятно: не потому, что я скрытая садистка, а потому, что это рождало ощущение собственности, моих особых прав на этого человека. Тогда я брала швабру только для устрашения, теперь и вовсе не мыслила ее применить, но сама ситуация открывала для меня тот иллюзорный мир, в котором мы с Леонидом Сергеевичем с потрохами принадлежали друг другу.
Наверное, я покраснела, потому что к моим щекам прилила теплая волна. Вот не догадалась — надо было взять с собой зеркальце и пудреницу...
Чердак не пустовал, это было слышно по дыханию спящих. Вот досада, несколько человек! Теперь придется разговаривать с Леонидом Сергеевичем посреди этих распростертых тел, источающих крепкий кислый запах. Я как-то не подумала о такой вероятности, потому что последнее время перестала совершать рейды на чердак: мне было не до этого, да и очень уж с души воротило. А бомжи остаются бомжами — ночуют там, откуда не гонят. Конечно, беседовать в их обществе не обязательно — ведь Леонид Сергеевич может спуститься с чердака. Надо просто уведомить его, что я тут.
За несколько ступенек до входа в нос ударил тяжелый запах немытых тел и преющей одежды — этих заношенных телогреек, месяцами не сменяемых теплых штанов, в которых я вижу бомжей что зимой, что летом. Ведь и летом по ночам бывает холодно, особенно если лежать на голом каменном полу.
Я поднялась еще выше: запах стал гуще, а глаза приноровились к тусклому чердачному освещению. В запыленное маленькое окошко проникал луч уличного фонаря. На полу, сбившись кучей, спали бомжи — даже не скажешь сколько. То ли трое, то ли еще больше. Неподалеку стояли прислоненные к стенке костыли: ага, значит, одноногий бомж тоже здесь. Но где Леонид Сергеевич? В нынешнем своем статусе он не стал бы
