Восточного бюро ЦК, решительно способствовал переходу восточных комитетов РСДРП на позиции «большинства».
Но был и другой тип революционера-нонконформиста, тип рядового бойца партии, абсолютно лишенного каких-либо амбиций, а честно и незаметно выполнявшего порученную ему работу. Так, например, М. Лядов сообщает в своих воспоминаниях о некоей Ирине, дочери инспектора гимназии, содержавшей конспиративную квартиру: «Такие технические работники, как Ирина, как сотни других, разбросанных по нелегальным складам, подпольным типографиям, представляли из себя настоящих подвижников… Они урывками узнавали про… жизнь партии. Вот к такому типу настоящего крота- подпольщика, оторванного от жизни, но слепо верующего в революцию и в партию, принадлежала и эта Ирина…»[194]
Более известной в партии была хранительница склада нелегальной литературы в Петербурге Ольга Михайловна Генкина, трагически погибшая в 1905 году. Через ее склад прошла не одна сотня неофитов революционного подполья. Побывавший у нее на квартире в 1902 году Андрей Шотман (будущий видный большевик) вспоминал: «От такого количества и такого разнообразия нелегальных брошюр и газет у меня глаза разбежались»[195]. Люди, подобные О.М. Генкиной и Ирине, сделали революцию смыслом своей жизни, и без таких людей существование партии большевиков было бы просто невозможно. Но такие люди не могли бы появляться неведомо откуда, их рождала сама среда, их нонконформизм питала обстановка дикого произвола власти и господства обывательщины. К моменту третьего съезда эти люди уже психологически были готовы идти до конца, и именно к ним апеллировали резолюции съезда.
Между тем, сама ситуация в России отвечала самым сокровенным чаяниям лидеров революционного подполья. На протяжении весны и лета 1905 года происходила дальнейшая революционизация массовых настроений и активизация забастовочного движения. Мартын Лядов вспоминал впоследствии: «Чисто заговорщический террор отдельных интеллигентов-эсеров летом 1905 года превратился в массовую, чисто пролетарскую партизанскую войну против всяких представителей государственной власти. Убийства жандармов, полицейских, губернаторов, провокаторов стали повседневным явлением. Очень часто эти убийства совершались помимо какой бы то ни было организации, задумывались и приводились в исполнение отдельными группами рабочих, а иногда под влиянием рабочих и отдельными группами крестьян. Почти всюду создавались боевые дружины, делались почти открыто сборы на приобретение оружия…»[196] Причем эти сборы производились в основном в среде буржуазной публики, в ту пору откровенно симпатизирующей в своем большинстве революционным партиям. Воспоминания Леонида Красина рисуют довольно красочную картину: «В те времена, при минимальном дифференцировании классов и при всеобщей ненависти к царизму, удавалось собирать деньги на социал-демократические цели даже в кругах сторонников «Освобождения» Струве. Считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии, и в числе лиц, довольно исправно выплачивающих ежемесячные сборы от 5 до 25 рублей, бывали не только крупные адвокаты, инженеры, врачи, но и директора банков и чиновники государственных учреждений… Давались спектакли, вечера, концерты, сборы от которых шли в пользу с.-д. Были случаи, когда в пользу партий передавались имения».[197] Можно смело сказать, что начинавшаяся революция была буржуазной хотя бы в силу того, что финансировалась радикальными буржуазными кругами. Однако это финансирование прекратилось почти сразу же после опубликования царского манифеста 17 октября 1905 года. Отсюда — и рост числа «экспроприаций» в 1906 и 1907 годах.
После окончания третьего съезда ленинская публицистика приобретает все более и более антибуржуазный характер. Образчиком этой публицистики является статья «Политические софизмы», появившаяся в последнем номере газеты «Вперед» (№ 18 от 5(18) мая 1905 года).
Анализируя сложившуюся в России ситуацию, Ленин замечает, что буржуазия оказалась в более выгодном положении, чем пролетариат. Появившаяся в России относительная свобода слова используется в основном «буржуазными» газетами, идет процесс легализации либерального движения, в то время как рабочее движение по-прежнему вне закона. В центре внимания Ленина — «Проект русской конституции», опубликованный в неподцензурной либеральной газете «Освобождение». Ленин предлагает своим читателям «классовый анализ» этого проекта, обращая внимание на сохранение монархии, двухстепенные выборы в верхнюю палату предполагаемого парламента, ценз оседлости. Причем авторы этого проекта и не скрывают, а наоборот, пытаются оправдать тот факт, что преобладающее значение в таком парламенте получат крупные землевладельцы и предпринимательский класс. Называя это политическими софизмами, Ленин заявляет, что если уже сейчас наиболее радикальные из либералов оправдывают подобную «демократию», то что же будет дальше? На чем сторгуются дельцы либерализма? — задает он вопрос. И в дальнейшем слово «сделка» все чаще и чаще начинает появляться в ленинских работах. В мае — июне одна за другой в «Пролетарии» появляются статьи, разоблачающие соглашательство буржуазии. Эта тема становится наиболее болезненной для Ленина. Об этом уже не раз писали историки. В частности, Ю.В. Степанов, анализируя содержание ленинских работ «Советы консервативной буржуазии», «О временном революционном правительстве», «Разгром», «Революционная борьба и либеральное маклерство» и некоторых других, обращает внимание на тот факт, что «чем активнее становится либеральная буржуазия на своих съездах, чем требовательнее обращения к царю с напоминанием о его обещании созвать «выборных», тем больше ярости в нападках В.И. Ленина на либералов, тем строже становятся его напоминания рабочим о том, что либералам верить нельзя, что они обязательно обманут и заключат сделку с царизмом, что только рабочее восстание может дать свободу»[198] .
В контексте данного вывода наибольший интерес представляет статья «Демократические задачи революционного пролетариата», опубликованная в газете «Пролетарий» № 4 от 4 (17) июня 1905 года. «Центр тяжести, — заявляет Ленин, — передвигается теперь с вопроса о созыве всенародного учредительного собрания на вопрос о
Созвать учредительное собрание, по мысли Ленина, должно временное революционное правительство. Таким способом Ленин намеревается выбить лозунг учредительного собрания из рук либеральной буржуазии.
Развитие событий подтверждает вывод Ленина о том, что происходит эскалация революционной активности. Баррикады в Варшаве и Лодзи, политические забастовки в Иваново-Вознесенске и городах юга России, наконец, восстание на броненосце «Потемкин» — все это не может не внушать оптимизма. Восстание на броненосце Ленин в статье «Революционная армия и революционное правительство» называет «попыткой образования
Эта оговорка Ленина убедительно свидетельствует о том, что революция и гражданская война — для него тождественные понятия, что было уже заметно по содержанию работы «Что делать?». Он убежден, что революция в России неизбежно должна вылиться в гражданскую войну, которую и должно вести временное революционное правительство. Известным является и тот факт, что именно восстание на «Потемкине» побудило Ленина к первым практическим действиям. По его поручению в Одессу с целью установления связей с потемкинцами едет большевик М.И. Васильев-Южин. Однако к тому времени, как Васильев-Южин прибыл в Одессу, «Потемкин» уже ушел к крымским берегам.
Статья «Революционная армия и революционное правительство» интересна также и тем, что в ней Ленин в концентрированном виде излагает программу будущего временного революционного правительства, формулируя ее в шести пунктах: 1) всенародное учредительное собрание, 2) вооружение народа, 3) политическая свобода, 4) полная свобода угнетенным и неполноправным народностям, 5) 8-
