переспросить ее, что она говорит, и не сделать усилия внимательно вслушиваться в ее речь, дожидаясь, что услышишь что-нибудь понятное. Но оказывается, что сколько ни вслушиваться, нельзя почти ничего разобрать, и что говорит она совершенно бессмысленно: речь ее не служит для выражения мыслей, а есть автоматическое воспроизведение звуков, похожих на слова. Не говоря уже о целой фразе, редкое слово ею произносится правильно; в большинстве случаев слово, которое она произносит, есть уродливо сокращенное русское слово, едва-едва напоминающее свой первообраз.
Однако есть некоторые слова, которые Маша произносит довольно отчетливо. Большей частью такое отчетливое произношение бывает тогда, когда Маша не пассивно болтает, а когда к ней обращаются с прямым вопросом или приказанием, т. е. когда возбуждают ее активное внимание. В это время она говорит ясно и отчетливо такие слова, как: дядя, тетка, нянька, Машуточка, нос, рот, копейка, косушка, платок, стол, стул и т. п. При этом оказывается, что с некоторыми из этих слов сочетается и представление об определенных предметах и они служат обозначениями этих предметов. Правда, таких слов чрезвычайно мало, но все-таки они есть. Она укажет, что такое нос, стул и т. п., и в большинстве случаев относительно вышеназванных слов она не путается; по отношению же к другим словам - в их значении путается довольно часто, а большей частью и совсем их не знает. Слова, более или менее знаемые Машей, относятся к различным частям речи, но самая большая часть их - имена существительные. Что касается до глаголов, то хотя она довольно часто употребляет в речи и глаголы, но почти всегда без всякого значения; впрочем, слова: кушать, подать, побеги, отдай - она понимает. Прилагательные и наречия употребляются ею почти всегда без смысла. Местоимения она путает: я, ты, он, она для нее не имеют значения; указательные местоимения имеют значение только тогда, когда сопровождаются жестикуляцией. Междометия употребляет большей частью как подражание, а не по смыслу.
Разделяя внимание на пассивное и активное, нужно признать, что пассивное внимание Маши привлекается далеко не всеми действующими на нее стимулами. Так, например, сильный стук, иногда даже над самым ее ухом, часто не привлекает ее внимания, а вход в отделение врачей для визитации привлекает его.
Разбирая, какие впечатления привлекают ее внимание более и какие менее, можно отметить, что, кроме непосредственных, сильных воздействий на органы чувств, внимание ее привлекается гораздо больше явлениями ей знакомыми, чем незнакомыми; явление незнакомое, хотя и довольно интенсивно действующее на органы чувств, сравнительно меньше привлекает ее внимание, чем явление знакомое, хотя и не столь интенсивное. Кроме того, ее внимание привлекается сильно и такими явлениями, которые вызывают резкую и очевидную реакцию в окружающих; так, например, стук в дверь или звонок у двери, вызывающий обыкновенно суетливую беготню сиделок, стремящихся отворить дверь, или приход врачей привлекают и ее внимание.
Что касается до активного внимания, то оно у Маши крайне слабо. Нельзя, однако, сказать, чтобы его не было вовсе. Так, если заставить ее отвечать на некоторые вопросы, то она слушает, а иногда отвечает, что может (чаще всего названия тех или других предметов). При этом выражение ее лица, фиксация глаз, положение головы указывают на то, что она делает напряжение, чтобы слушать, и что она действительно старается сконцентрировать свою восприимчивость. Точно так же, когда она производит ряд актов в определенной последовательности, например, подражает шитью, то это соединено с известной степенью активной концентрации внимания. Но, во всяком случае, эта активная концентрация очень слаба, может длиться лишь очень короткое время и притом является только под влиянием какого-нибудь внешнего побуждения, внушения в том или другом виде, а не самостоятельно. Когда Маша предоставлена самой себе, то, видимо, внимание ее совершенно пассивно, да и функция пассивного внимания очень слабо выражена. Большей частью она совершенно автоматично ходит по саду или по коридору, и по сменяющейся мимике и бормотанию трудно заключить, притягивается ли хоть сколько-нибудь ее бодрствующее сознание теми автоматически возникающими, бессвязными образами из давно прошедшего, которые выражаются в трудно разбираемых словах ее и жестах, или они лишь рефлекторно отражаются в ее движениях, совершенно не вызывая хотя бы очень неясного сознания.
Переходя к описанию состояния интеллектуальной деятельности Маши и принимая в основу разделение ее на четыре акта - получение образов, сохранение их, ассоциацию и продуктивность, мы можем прийти к заключению, что у Маши первый акт, получение образов, несомненно, происходит. Органы чувств ее, как было сказано, функционируют правильно, и она воспринимает через них много разнообразных впечатлений, из которых, как это видно из наблюдения за Машей, развиваются и конкретные представления, как простые, так и некоторые сложные, каковы представления о столе, стуле, носе и пр. По-видимому, больше всего представлений получено Машей через орган зрения, несколько меньше через орган слуха и очень мало через осязание, обоняние и вкус. Представлений, полученных через орган речи, через словесный язык, она, по-видимому, имеет весьма небольшое количество.
Однако образование и получение представлений, особенно сложных, чрезвычайно затрудняется, по- видимому, особенным состоянием памяти.
Память Маши очень своеобразна. Несомненно, что некоторые из получаемых ею впечатлений сохраняются надолго и затем воспроизводятся, как было сказано, в ее словах и действиях. Очень часто воспроизводятся ею с удивительной точностью некоторые впечатления, полученные в давно прошедшее время, слова «что ж ты скотину не гонишь?» с последовательной суетливой беготней, фраза «ну вот, и пошел в лес», - все это следы очень давних впечатлений, хранившиеся в глубине психической организации Маши и затем воспроизведенные совершенно автоматически, как бы рефлекторно. Как было сказано, Машей запоминаются не только отдельные впечатления, но и последовательный ряд их, но память последовательности уже значительно слабее. Выучившись известному ряду последовательных действий вроде шитья, Маша без упражнения скоро и разучивается. Еще слабее память сочетания слов с предметами. Как было сказано, названий знает Маша чрезвычайно мало, а имен людей, за исключением разве двух-трех сиделок, совсем не знает; даже на свое имя «Машута» или «Машуточка» она далеко не всегда обертывается.
Таким образом, хотя чисто органическая память и существует у Маши в смысле хранения простых впечатлений, но уже запоминание последовательности явлений слабо, а воспроизведение, соединенное с узнаванием, ничтожно. По-видимому, сложные представления, в которых связующим цементом должно быть какое-нибудь соотношение отдельных входящих в него элементарных представлений, ею совсем не помнятся, т. е. не сохраняются и не воспроизводятся. Поэтому та сторона памяти, которая нужна для узнавания, у Маши ничтожна, вследствие чего Маша и знает так мало слов с определенным значением, и новые впечатления, так сказать, скользят по ядру ее психики, не захватываясь им, или, употребляя термины Вундта, лишь перципируясь, а не апперципируясь.
Это, конечно, находится в соотношении и с третьей стороной интеллектуальной деятельности - с сочетанием представлений. Процесс сочетания представлений у Маши очень интересен. В самом деле, мы видим у нее с чрезвычайной резкостью существование механического сочетания представлений: вслед за данным впечатлением, за сказанным или услышанным ею словом она говорит ту или другую реплику, находящуюся в связи с первым словом в силу ассоциации по совместности. Этих сочетаний, обязанных совместности получения впечатлений, у Маши очень много, и они-то обусловливают почти все содержание ее душевной жизни. Но зато у нее в высшей степени мало сочетаний другого, более высшего порядка. Из них попадаются сочетания по сходству, но их уже немного; к ним принадлежит, например, то, что какой бы ключ ни показать Маше, большой или маленький, она скажет «ключ». Этими сочетаниями по сходству обусловливается узнавание Машей носа и глаз на картине и т. д. Еще меньше у Маши сочетаний таких, для которых нужно существование какого-либо соотношения между представлениями, например, сочетаний по причинной зависимости. Таких у нее почти совершенно нет, или если они и бывают, то существуют лишь очень короткое время и настолько не прочны, что почти не оставляют после себя следа. Вследствие этого Маша не может, например, считать; сколько ее ни учили счету, она постоянно путает и, видимо, не имеет понятия о счете. Хотя у Маши и есть в некоторой степени способность различения и узнавания, но она существует лишь относительно не многих предметов, и для различения у нее служат лишь грубые, чисто внешние свойства предметов. Различия и сходства предметов по какому-нибудь соотношению Маша не постигает. При существовании грубых признаков сходства и различия предметов у Маши возможен и акт суждения, но в громадном большинстве случаев суждение это и ограничивается лишь констатированием грубой связи. На вопрос: «Что это?» - Маша ответит часто правильно: ключ, стол, нос. Но это почти все; да
