больную от сиделки, хотя назвать никого не умеет.
Но если и существуют у Маши образы и довольно стойкие, все-таки их гораздо меньше, чем у нормальных людей. Самое большое количество впечатлений, по-видимому, совсем не вызывает в Маше восприятий, не вызывает восстановления образов воспоминания, и эта масса впечатлений проходит, не оставляя следа в ее психике. Таким образом, во втором акте психического развития мы встречаемся у Маши уже с резко выраженным уменьшением тех психических процессов, которые характеризуют при нормальных условиях этот акт психического развития, по крайней мере по отношению к интеллектуальной сфере, но и в других - в сфере чувства и воли. Так, тому акту, который в интеллектуальной сфере характеризуется образованием представлений, в сфере чувства соответствует образованию элементарных чувствований удовольствия и неудовольствия. Мы видели, что и в этом отношении Маша представляет довольно резкое количественное отличие от нормальных людей. Она, несомненно, испытывает эти чувствования, но все- таки очень многие внешние впечатления вовсе не сопровождаются у нее чувственным тоном. К громадному большинству предметов и внешних влияний она безразлична: дифференцировка чувствований у нее ничтожна.
В сфере воли мы видим то же самое. Второму акту в этой сфере будут соответствовать движения, не только координированные, но составляющие в своей последовательности двигательные проявления, имеющие вид какого-либо действия. О таких двигательных проявлениях у Маши мы уже говорили: она одевается, проделывает подражание шитью, делает крестное знамение, наконец, произносит фразы. Но все эти действия крайне однообразны. В ее репертуаре есть, так сказать, только несколько заученных пьес, но нет того разнообразия, того множества поступков, которое характеризует деятельность нормального человека.
Таким образом, во втором акте развития душевной жизни мы встречаемся у Маши с крайней бедностью ее, с резким уменьшением психических продуктов, и эта бедность в сфере интеллекта выражается в малом числе представлений, в том, что масса впечатлений, действующих на Машу, не вызывает образов воспоминания, а потому и проходит бесследно для душевного содержания.
Я, конечно, разойдусь во взгляде со многими профессиональными психологами в определении того, что такое понятие, но я считаю необходимым выяснить, что для меня это слово имеет значение очень определенного продукта психической деятельности, притом тесно связанного с его филологическим смыслом: понятие должно иметь в себе элементом понимание или попытку понимания. Это будет яснее видно из следующего.
Когда я вижу несколько раз один и тот же предмет и знаю, с какими другими предметами этот предмет находится в соотношении, я не только имею образ этого предмета в своей душе, но и начинаю понимать его значение, понимать, что составляет основной признак этого предмета; с данным представлением сочетается представление о смысле, лежащем в основе различия предмета, соответствующего этому представлению, от других предметов, о значении и цели этого предмета. Это я и называю понятием. Например, я вижу знакомого и говорю, что это - человек. «Человек» может обозначать и представление, и понятие; это - понятие, если я под ним разумею не образ одного человека, а основные признаки человеческого существа. Возьмем другой пример: когда я вижу ключ, которым отпирают замок, у меня является сочетание представлений его формы, блеска, тяжести и т.п., и в конце концов образуется сложное представление ключа. До поры до времени это только представление, хотя и сложное.
Но ведь я могу говорить о ключе, и не представляя себе формы этого ключа, а имея в виду только смысл ключа, т. е. предмета, при помощи которого можно отворять то, что заперто. В этом случае слово «ключ» будет обозначать уже не представление, а понятие. Итак, для понятия необходимо, чтобы у меня складывался не только образ предмета, но была бы, хотя и элементарная, попытка понять его значение, понять, что составляет основной признак этого предмета, что объединяет все составные элементы его. Понятия образуются из комбинаций представлений, как и все сложные представления; а от других сложных представлений они отличаются тем, что в них связующим представления цементом должно служить то, что короче всего можно назвать осмыслением. Для образования понятий недостаточно сочетаний по смежности и одновременности или по одному внешнему сходству, а должна быть связь представлений «по смыслу».
Термин «связь по смыслу» очень трудно заменить каким-либо другим, хотя я понимаю, что он не обозначает ясно того условия, которое я считаю необходимым признаком «понятия». Его нельзя заменить терминами по «причинной зависимости», по «целесообразности», потому что все это будут только частичные формы тех соотношений между предметами, которые мы определяем словом «осмысление». Мне кажется, что этот термин будет понятнее, если я выскажу, что основной задачей осмысления я считаю объединение множества, нахождение логического единства во множестве. Одной из функций человеческой психики, функций, определяемых непреодолимой потребностью нормальной психической жизни и, вероятно, основными свойствами психической организации нормального человека, является искание и нахождение единства во множестве; удовлетворение этой потребности дает высшие чувствования: эстетические, нравственные и логические. Эта-то потребность в приложении к сочетанию представлений и вызывает их комбинацию по принципу логического объединения. Как только начинает действовать притягательная сила логического объединения (осмысления), начинают образовываться и понятия. Акт этого объединения есть логическое суждение, продукт его - понятие. Если память хороша, то запас образовавшихся понятий составляет главный капитал ума.
Таким образом, под связью представлений «по смыслу» я разумею сочетание их по принципу логического объединения, сочетание в силу рокового стремления найти единое во множестве. Эти сочетания иногда могут оставаться только попытками к такого рода объединению, но если в них принимает участие эта всеобъединяющая функция, они будут заслуживать название «понятий».
Способность к образованию большого количества понятий и большой запас их составляют свойство исключительного человеческого интеллекта, в отличие от интеллекта животных, и естественно является мысль, что именно в человеческой организации лежат наиболее благоприятные условия для того, чтобы происходили сочетания по этой высшей связи, т. е. по смыслу; столь же естественно искать в головном мозгу человека условий для этого рода сочетаний. По-видимому, условия эти находятся в энергичной деятельности некоторых отделов мозговой коры, назначенных для того, чтобы давать направление сочетаниям представлений между собой. От нервных клеток, залегающих в этих отделах, исходит импульс иннервационного процесса, служащего субстратом сочетания представлений «по смыслу», благодаря чему и образуются понятия.
Эти отделы начинают проявлять себя у человека очень рано; уже в первые годы жизни нормального ребенка мы замечаем у него неудержимое стремление к разрешению задач, представляющихся ему среди окружающих его явлений; оттого дети так часто и спрашивают «почему? и зачем?». В этих «почему и зачем» видны основные свойства человеческой психики - находить смысл в окружающих предметах и сочетать замечаемые явления по их значению, по их целесообразности, по их причинной зависимости друг от друга. Я говорю «причинной зависимости, целесообразности» потому, что все это входит как части в понятие «смысла», составляя проявления роковой потребности логического объединения.
Мысль, что именно в передних долях нужно искать центры, из которых исходят импульсы для сочетаний «по смыслу», есть, конечно, предположение, нуждающееся еще в подтверждении. И вот одним из подтверждений этой мысли являются результаты изучения микроцефалов. Из анализа явлений, представляемых нашей микроцефалкой Машей, мы пришли к заключению, что у нее чрезвычайно резко выражается отсутствие или крайняя бедность сочетаний логических, наряду с обилием чисто механических сочетаний. Это уже само по себе составляет весьма важный факт, служащий доказательством физиологической раздельности этих двух родов сочетаний. Но этот факт приобретает еще большее значение, когда мы знаем, что этому свойству психических явлений соответствует недоразвитие определенных отделов головного мозга. У всех микроцефалов, принадлежащих к типу, описанному К. Фохтом, к которому принадлежит и Маша, отмечалось крайне слабое развитие именно передних отделов полушарий, особенно теменных и лобных долей, и, конечно, этот факт в значительной мере гармонирует со взглядом, по которому передним отделам полушарий и, в частности, лобным (или теменным) долям, следует приписать значение центров, из которых исходит сочетание идей в определенном направлении, - со взглядом, утверждающим, что там нужно искать исходный пункт энергии, направляющей ум.
Исследование психологии микроцефалов представляет еще много интересных фактов, которые могли
