пулеметы почти умолкли. Сейчас вернулись со Смоленского рынка. Мы потеряли еще одного.
Теперь выясняется, что помощи ждать неоткуда. Мы предоставлены самим себе. Но никто, как по уговору, не говорит о безнадежности положения. Ведут себя так, словно в конечном успехе и сомневаться нельзя. А вместе с тем ясно, что не сегодня завтра мы будем уничтожены. И все, конечно, это чувствуют.
Для чего-то всех офицеров спешно сзывают в актовый зал. Иду. Зал уже полон. В дверях толпятся юнкера. В центре – стол. Вокруг него несколько штатских – те, которых мы вели из городской думы. На лицах собравшихся – мучительное и недоброе ожидание.
На стол взбирается один из штатских.
– Кто это? – спрашиваю.
– Министр Прокопович.
– Господа! – начинает он срывающимся голосом. – Вы офицеры, и от вас нечего скрывать правды. Положение наше безнадежно. Помощи ждать неоткуда. Патронов и снарядов нет. Каждый час приносит новые жертвы. Дальнейшее сопротивление грубой силе – бесполезно. Взвесив серьезно эти обстоятельства, Комитет общественной безопасности подписал сейчас условия сдачи. Условия таковы. Офицерам сохраняется присвоенное им оружие. Юнкерам оставляется лишь то оружие, которое необходимо им для занятий. Всем гарантируется абсолютная безопасность. Эти условия вступают в силу с момента подписания. Представитель большевиков обязался прекратить обстрел занятых нами районов, с тем чтобы мы немедленно приступили к стягиванию наших сил.
В ответ тягостная тишина. Чей-то резкий голос:
– Кто вас уполномочил подписать условия капитуляции?
– Я член Временного правительства.
– И вы как член Временного правительства считаете возможным прекратить борьбу с большевиками? Сдаться на волю победителей?
– Я не считаю возможным продолжать бесполезную бойню, – взволнованно отвечает Прокопович.
Исступленные крики:
– Позор! Опять предательство! Они только сдаваться умеют! Они не смели за нас подписывать! Мы не сдадимся!»
Однако сдаваться все же пришлось. 3 ноября 1917 года офицеры и юнкера, находившиеся в Александровском училище и 5-й школе прапорщиков, были разоружены.
«На другой день 4(17) ноября было объявлено, что юнкеров выпускают из училища, – вспоминал В. С. Арсеньев, – все бросились спарывать погоны и петлицы с кителей, надевать полушубки и писать пропуска на имя фантастических солдат каких-то фантастических полков. Большевистский комиссар все подписывал и давал пропуска; я тоже сначала так сделал, но, устыдившись потом своей слабости, дал подписать билет на выход из училища на имя юнкера такой-то роты и в “выходной” шинели с погонами и вещевым мешком беспрепятственно вышел и дошел до дома благополучно…»
Москва вступила в новую, коммунистическую эпоху.
Литература
Альбом деятельности Московской городской управы по организации помощи больным и раненым воинам. [М.], 1916.
В одном строю. Воспоминания. М., 1967.
Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. М., 1977.
Великая война в образах и картинах. Вып. 1–14. М., 1914–1917.
Война! Европа в огне. СПб., 1912.
Война. Литературно-художественный альманах. М., 1914.
Повседневная жизнь Москвы
Война и Русь. Однодневный богато иллюстрированный журнал. М., 1915.
Война и революция: Альбом текущих событий. Пг., 1917.
Картины войны. Вып. 1–5. [Спб.], 1917.
Лазарет императорских театров для больных и раненых воинов. М., 1914.
В. Руга, А. Кокорев
Москва. 1917 год: рисунки детей – очевидцев событий. М., 1987.
Москва в Октябре. М., 1919.
Москва в трех революциях. Воспоминания. Очерки. Рассказы. М., 1959.
Москва и война. Пг., 1916.
Москва и Первая мировая война: Документальные свидетельства. М., 1994.
Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. 2. М., 2000.
Московское городское братское кладбище: Опыт биографического словаря. М., 1992.
Наши раненые. М., [б. г.].
Немцы Москвы: Исторический вклад в культуру столицы. М., 1997.
Нечаев П. А. Алексеевское военное училище. 1864–1964. Париж, 1964.