мероприятие подобного рода, оно не обошлось без недоразумений. Вдруг обнаружилось, что в церковную книгу невеста при рождении была записана как «младенец Александр». То-то было шуток по этому поводу!
А накануне свадьбы произошло трагическое событие. За час до венчания Шурочка узнала, что ее бывший учитель, пятидесятилетний Владимир Острогорский, пытался покончить с собой. Он травился угарным газом, но в последний момент его удалось спасти. На всю оставшуюся жизнь он остался инвалидом. Причина попытки самоубийства – очаровательная Шурочка Домонтович. Александра в шоке. Она не могла и подумать, что ее учитель безнадежно и давно влюблен в нее. Адресованное ей письмо, в котором Острогорский объяснял свое намерение свести счеты с жизнью, Александра сожгла. Под венцом Шурочка стояла несчастная и зареванная. Какое печальное начало семейной жизни! Таким, впрочем, был и весь дальнейший брак.
«Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против «тирана», так я называла моего мужа», – однажды сообщает Александра Коллонтай.
Шурочка не была приспособлена к жизни. У родителей она привыкла жить в роскоши и достатке, не заботясь ни о каких хозяйственных делах. А тут на ее плечи легла забота о квартире, в которой они поселились с молодым мужем. Муж, пытавшийся заработать побольше денег, постоянно пропадал на службе, брал работу на дом и совершенно не уделял ей внимания. Александре абсолютно нечем было себя занять.
«Хозяйство меня совсем не интересовало», – пишет она. Но оно требовало времени. «Маленькие хозяйственные и домашние заботы заполняли весь день, и я не могла больше писать повести и романы, как делала это, когда жила у родителей».
Через год у семьи Коллонтай родился сын, которого в честь деда назвали Михаилом. Времени стало еще меньше. Ребенок капризничал, отвлекал Александру Михайловну. В ее представлении «… за сыном могла очень хорошо ухаживать няня Анна Петровна. Но Аннушка требовала, чтобы я сама занималась домом».
Обычная семейная жизнь для Александры Коллонтай была скучнейшей рутиной. День проходил за днем, а она не видела ничего, чему можно было порадоваться. Все те же мелкие и крупные Мишины капризы да недомогания, все те же ежедневные муки по поводу того, что заказать на обед, все те же ежевечерние мужнины бдения над чертежами и какими-то расчетами. Да и сексуального удовольствия от этого брака Александра не получала.
«В те годы женщина во мне еще не была разбужена, – напишет она позже. – Наши супружеские отношения я называла «воинской повинностью», а он, смеясь, называл меня рыбой. Но я любила на него смотреть, мне он весь нравился, и даже было жалко его, точно жизнь его обидела».
По этому поводу, уже в наши дни, журналистка Софья Черказова скажет: «Попросту молодой муж был сексуально малограмотен. Никаких пособий, руководств и советов по практике эротических отношений тогда не существовало. А спрашивать об «этом» у более опытных однолеток, а тем более старших по возрасту, считалось неэтичным, если не сказать больше. Так и жила Александра Михайловна, жена и мать, но не испытавшая ни одного оргазма».
Про оргазм ею, конечно, сказано смело. Никто этого не знает и уже никогда не узнает. Но то, что она задыхалась в рутине семейной жизни, известно точно. «К Владимиру Людвиговичу оставалась девичья влюбленность. Но мужем он не был и никогда не стал для меня».
К этому времени относятся первые сексуальные эксперименты, которые и сделали Александру Коллонтай той, кем она вошла в историю.
Известен следующий факт. В один из периодов депрессии, которые ее часто навещали, Александра Коллонтай решила организовать брак между своей ближайшей подругой Зоей Шадурской и коллегой мужа молодым офицером Александром Саткевичем.
Она приглашает обоих пожить в их доме, так называемой, «коммуной», дескать, так веселее.
Вечерами собирались вчетвером в гостиной, читали вслух социальную публицистику, отобранную Шурой. Зоя слушала страстно, Саткевич внимательно, муж – зевая. Заходили новые друзья хозяйки дома – учителя, журналисты, артисты – и до хрипоты спорили о политике. Одна беда – Александра Саткевича совершенно не интересовала Зоя Шадурская. Хозяйка дома, замужняя Александра Коллонтай, привлекала его больше. Да и сама Шура как могла, кокетничала с «квартирантом», распаляя его все больше и больше. Любила ли она его? Пожалуй, ни тогда, ни позже Александра и сама себе не могла внятно ответить на этот вопрос. Зоя Шадурская, так и не заполучившая мужа, покинула их «коммуну». А в доме остался жить «треугольник». Саткевич стал любовником Александры.
Жизнь втроем… Что может быть противоестественнее? Но Шурочку вполне устраивали такие отношения. «Я уверяла обоих, что их обоих люблю – сразу двух. Любить двоих – значит не любить ни одного, я этого тогда не понимала».
Владимир тоже примирился с такими отношениями. Он даже шутил: «Узы брака бывают иногда так тяжки, что их приходится нести втроем». Александра пишет в дневнике: «Мы все трое хотели быть великодушными друг к другу, чистыми перед собой и… все усложняли».
В это же время происходит событие, круто изменившее жизнь Александры. Она знакомится с Еленой Дмитриевной Стасовой. Новая подруга также молода, также очень энергична, из семьи, принадлежавшей к интеллектуальной элите России. Отец Елены, один из крупнейших адвокатов Петербурга, выступавший в качестве защитника на громких политических процессах. А Елена Дмитриевна – ярая большевичка. Она и Александру привлекла к этому движению.
И вот, в жизни Шурочки Коллонтай появился смысл. Она нашла то, что искала. Ее призвание – избавление человечества от социального зла. Семья – тюрьма, и только вырвавшись из этой темницы, можно заняться настоящим делом. Настоящим, революционным.
Коллонтай приходит к выводу, что любовь к сыну – простой эгоизм, а любовь к мужу – ненужная роскошь. Ее предназначение не в этом. Через пять лет супружеской жизни Александра Коллонтай решается на развод. В апреле 1898 года она, забрав сына и няню, поселяется на Знаменской улице.
«Мы разошлись не потому, что разлюбили друг друга, – писала Александра. – Меня увлекала волна нараставших в России революционных событий».
Благородный Владимир Коллонтай сказал ей на прощание: «Ни о чем не беспокойся. Я тебя понимаю и не сержусь. Устраивай свою жизнь так, чтобы тебе было лучше». А потом добавил: «Я еще раз повторяю, что ты для меня остаешься единственным человеком, которого я безгранично люблю и для которого согласен на все». Но официально мужем и женой они оставались до 1916 года. Итак, Александре Михайловне Коллонтай двадцать шесть лет. Впереди еще целая жизнь.
Наконец-то сброшены оковы, которые давили ее целых пять лет. От мужа Александра ушла в никуда. О новом браке она и не помышляла. Хотя Александр Саткевич по-прежнему оставался ее любовником, связывать свою судьбу с ним она не собиралась. Ее ждали великие дела.
Александра Коллонтай с головой бросилась в новую жизнь. Понятия «профсоюзы», «манифест», «социальная революция» будоражили кровь, рождали планы о новых свершениях. Она называла себя «мятежной» и гордилась этим. Но что могла знать о жизни тех, кого собиралась защищать и вести к новой жизни, избалованная генеральская дочка? Знаний не хватало, не хватало материала. Да и сын, постоянно хныкающий и болеющий детскими болезнями, отнимал много сил и времени.
В августе 1898 года Александра Коллонтай принимает решение уехать за границу. Воображение рисовало радужные перспективы свободы, которую она могла получить там, полное погружение в работу.
Оставив сына на попечение родителей, двадцатишестилетняя Шурочка уезжает в Швейцарию.
Легко ли она перенесла отъезд? Конечно, нет. Впоследствии Коллонтай пишет о своем состоянии перед отъездом: «Ночью я горько плакала, обливая слезами твердую вагонную подушку, и мысленно звала мужа. За что я наношу ему такую обиду и такой удар!.. Я знала, что еду не на время и что мой отъезд означает действительно конец нашего брака».
О том, как тяжело дался Коллонтай отъезд из дома, говорит и тот факт, что в Швейцарии она заболела, у нее начался нервный срыв. Александра вынуждена ехать в Италию лечиться. Доктора советуют вернуться домой, в привычную обстановку. И Коллонтай возвращается в Петербург, но не к мужу, а к любовнику. Александр Саткевич безумно рад ее возвращению. Только ему нужна не любовница, а жена. Для
