согласие. Она мечтала только об этом – соединить судьбу с любимым человеком.
Только мечтам опять не суждено было исполниться. Незадолго до свадьбы Оскар сообщил, что он получил роль и отправляется на съемки фильма в Мадрид.
– Но у нас вроде как свадьба? – тихо проговорила Айседора.
И вдруг ее нежный, влюбленный и всегда очень внимательный Оскар выдал:
– Я не собираюсь жертвовать карьерой ради твоих женских капризов. Если есть роль, значит, нет свадьбы!
Биографы Дункан скупо пишут о происшедшем. Лишь сообщают, что Бережи предпочел Айседоре карьеру. А для нее отказ Бережи был одним из определяющих моментов ее жизни. Айседора пришла к выводу: «Брак невозможен, ибо это институт «закабаления» женщины. Только свободная любовь».
Айседора Дункан знала только один способ выхода из депрессии – работа. В нее она и погрузилась после случившегося несчастья на любовном фронте. Гастроли по Европе продолжались, зрители рукоплескали танцовщице, а потом смущенно перешептывались о бесстыдстве Дункан, имеющей наглость появляться на сцене в полураздетом виде. Но эти разговоры только подогревали зрительский интерес, ее выступления всегда сопровождались аншлагом.
По приглашению вдовы великого композитора Вагнера, под музыку которого Дункан любила танцевать, она приехала в Германию. Вечером, после одного из выступлений, Айседора из окна гостиницы увидела невысокого человека, который, подняв голову, смотрел как раз в ее окна.
Заинтересованная Айседора пригласила его в свой номер. Это был Генрих Тоде, историк искусств и писатель, очарованный молодой танцовщицей. Вот как она описывает дальнейшие события: «Меня охватил неземной порыв, словно я плыла по облакам. Тоде ко мне склонился, целуя мои глаза и лоб. Но поцелуи эти не были поцелуями земной страсти… Ни в эту ночь, которую он провел у меня, ни в последующие ночи он не подходил ко мне с земным вожделением. Он покорял меня одним лучезарным взором, от которого кругом все будто расплывалось, и дух мой на легких крыльях несся к горним высотам. Но я и не желала ничего земного. Мои чувства, дремавшие уже два года, теперь вылились в духовный экстаз».
Увы, духовный экстаз так и остался духовным. Эта связь не имела никакого продолжения. Тоде был женат. Расставание с ним эмоциональная Айседора пережила очень спокойно, и на то была веская причина. В ее жизни появился новый мужчина.
Даже не появился, а ворвался бешеным вихрем, после одного из ее выступлений в Берлине.
– Вы чудесны, вы удивительны! Однако зачем вы украли мои идеи, откуда вы достали мои декорации? – прямо с порога ее гримерной закричал высокий, немного нескладный молодой человек в очках.
– Но сэр, эти голубые занавеси я сама придумала много лет назад и всегда танцую на их фоне! – ошарашенная таким заявлением, попыталась оправдаться Айседора.
– Что ж, значит это судьба! И вы принадлежите моим декорациям! Принадлежите мне!
Это был начинающий художник-декоратор, будущий реформатор английского театра, Гордон Крэг.
В своих мемуарах Гордон признается, что когда он впервые увидел танцующую Дункан, буквально онемел от охватившего его трепета, что ее движения по сцене были одновременно примитивны и божественны.
Начало их романа было бурным и стремительным. Они вновь встретились на званом вечере, который устроила его мать Эллен Терри, знаменитая актриса. К слову, именно с Эллен Терри Моэм писал свой «Театр». Крэг увез Айседору с приема в свою мастерскую, пропахшую красками. В ней даже не было диванчика, но это не помешало молодым людям провести там около двух недель. Занятия любовью прекращалась лишь во время перерывов на завтраки, обеды и ужины, которые доставляли сюда же, в мастерскую. «Нас было не двое, мы слились в одно целое, в две половины одной души», – вспоминала позже Дункан.
В эти дни менеджер Айседоры Дункан сбился с ног, разыскивая пропавшую диву. Были обысканы морги, больницы, поднята на ноги берлинская полиция. Единственным объяснением, которое приходило на ум, было предположение, что знаменитую танцовщицу похитили с целью выкупа. Когда же Айседора удосужилась сообщить, где она находится, менеджер отменил выступления. Ему не оставалось ничего другого, как сообщить, что у Дункан серьезное воспаление миндалевидных желез.
Но страсть такой силы трудно вынести в больших количествах. Между Дункан и Крэгом начались ссоры. Камнем преткновения стало желание Гордона забрать Дункан со сцены. Он как человек гениальный не мог смириться с соседством еще одного таланта.
Крэгу хотелось видеть Айседору дома, мирно ведущую хозяйство и помогающую мужу в творчестве. «Ты не должна выступать на сцене и махать руками! Ты должна сидеть дома и точить мне карандаши!» – так он выражал свое желание.
Не понимал он, глупец, что отлучение Дункан от сцены подобно смерти. Нет танца – нет Айседоры. Они неразделимы. А желание Крэга привязать танцовщицу к дому, скорее всего, была завуалированным поводом расстаться с ней. Гордон давно и безнадежно любил другую женщину, Елену. На ней он, в конце концов, и женился. Вскоре после того, как Айседора Дункан стала матерью.
Да, безумные оргии в первые дни знакомства с Крэгом закончились для Айседоры беременностью. Через положенные девять месяцев она успешно разрешилась очаровательной девочкой, которую по воле Крэга, все-таки признавшего свое отцовство, назвали необычным ирландским именем Дирдрэ.
«О, женщины, зачем нам учиться быть юристами, художниками и скульпторами, когда существует такое чудо? Наконец-то я узнала эту огромную любовь, превышающую любовь мужчины».
Но быть только матерью Айседора, конечно, не могла. Не приспособлена она была жить на одном месте. Куда ее только ни заносили гастрольные поездки. Даже такая страна, как Россия, не осталась без ее внимания. Поездкой и выступлениями в Санкт-Петербурге Дункан осталась недовольна.
Во-первых, знойная женщина попала в Россию зимой, а зима, сами понимаете, не самое приятное время для путешествия по заснеженной, холодной стране. Сохранилось письмо, написанное Айседорой во время гастролей: «Мне это совсем не нравится. Все эти важные чиновники пялятся на меня самым пугающим образом. Возле камина дама, у нее на лице просто написано, как она меня не одобряет. Я почти испугана. Это не место для человека с таким легким и радостным характером, как у меня. Зала выглядит как сцена из романа, та самая комната, в которой плетутся интриги и строятся козни.
Всю ночь поезд не летел, а едва плелся сантиметр за сантиметром по большим заснеженным полям, бесконечным белым равнинам, по огромным царствам, покрытым снегом (Уолт Уитмен мог бы их прекрасно описать), и над всем этим сияла луна. За окном вихрь искр от локомотива – это действительно стоит увидеть… Город засыпан снегом, и по нему носятся сани. Всё и вся здесь скользит…
Сейчас мне надо идти. Надо смыть с себя сажу и позавтракать…»
Во-вторых, в России она получила, по-русски говоря, «от ворот поворот» от русского режиссера Константина Сергеевича Станиславского, который на Дункан произвел огромнейшее впечатление.
Как человек театра, Айседора Дункан, конечно, слышала о реформаторской деятельности русского режиссера, о его знаменитых МХАТовских постановках, о его школе. Наконец, увидела его самого. Высокий, седой, усатый породистый мужчина просто очаровал Айседору. Да и «босоногая» танцовщица не оставила его равнодушным. Однажды, зная, что нравится Константину Сергеевичу, Айседора наградила знаменитого режиссера страстным поцелуем.
Что за этим последовало, она опишет позже в своей автобиографии: «У него был страшно удивленный вид… он, глядя на меня, с ужасом воскликнул: «Но что же мы будем делать с ребенком?» «Каким ребенком?» – поинтересовалась я. «Нашим, конечно». Я расхохоталась, а он посмотрел на меня с грустью и ушел».
Но Айседора так просто отступать не собиралась. Она знала, чем можно заинтересовать мужчину.
– Я хочу танцевать только для вас, – сказала Айседора.
На что Константин Сергеевич ответил:
– Я непременно приду! Вместе с супругой Машенькой!
Эти недоразумения не оставили злых воспоминаний ни у Айседоры, ни у Станиславского. Долгие годы они продолжали оставаться друзьями.
Дункан работала в эти годы много и плодотворно. Но денег все равно не хватало. Айседора, испытавшая в детстве бедность, боялась ее возвращения. Она любила вкусно питаться, любила красивую одежду, украшения. Все это требовало денег. К тому же, Айседора открыла школу для одаренных детей, в
