по мере того, как дети росли — это делалось, чтобы у каждой семьи было необходимое пропитание.
Человек мог выращивать на своей земле всё, что угодно, но не мог оставлять её необработанной.
Конечно, он должен был выращивать то или иное зерно для своего пропитания, но коль скоро этого было достаточно для жизни, остальное было его собственным делом. В то же время к его услугам всегда были эксперты, от которых он мог получить самый лучший совет, а потому не мог пожаловаться на незнание, если его выбор оказывался неподходящим. Человек, не принадлежащий к этому классу сельскохозяйственных рабочих, то есть зарабатывающий каким-то иным способом, мог либо обрабатывать свой участок в свободное время, либо нанять одного из этих рабочих, но в этом случае продукт принадлежал не ему, а человеку, который выполнял работу. Тот факт, что один такой рабочий мог выполнять работу двоих, что он часто совершенно добровольно и делал, доказывает, что этот фиксированный объём работы с действительности был весьма нетрудным делом.
Приятно отметить, что в связи с этой сельскохозяйственной работой всегда выказывалось много дружеских чувств и изъявлялась готовность помочь. Человек, имевший много детей и потому необычно большой земельный участок, всегда мог рассчитывать на любезную помощь своих соседей, как только они закончат свои более лёгкие труды, и всякий, у кого были основания устроить себе выходной, никогда не оставался без помощи друга, который занимал его место на время отсутствия. Вопроса болезни мы здесь не касаемся по причинам, которые скоро станут ясны.
Что касается урожая, то с тем, как им распорядиться, не возникало никаких трудностей. Большинство людей выбирали для выращивания те зерновые культуры, фрукты и овощи, которые они сами могли использовать в пищу, а излишек продать или обменять на одежду или иные товары. В худшем случае правительство могло купить любое количество предложенного зерна по фиксированной цене, чуть меньше рыночной, для своих запасов, которые всегда содержались в огромных зернохранилищах на случай голода или иной чрезвычайной ситуации.
Но давайте теперь посмотрим, что делалось с урожаем другой половины обрабатываемой земли, которую мы назвали общественной. Она сама подразделялась на две равные части (каждая из которых таким образом составляла четверть всей пахотной земли в стране), и одна из них называлась землёй царя, а другая — землёй Солнца. Существовал закон, что прежде всего должна была обрабатываться земля Солнца, а когда это было сделано, человек мог заняться своей личной землёй, и только когда вся эта работа была выполнена, он должен был внести свой вклад в обработку земли царя. Так что если плохая погода задерживала урожай, потери в первую очередь нёс царь, и это, за исключением совсем уж неурожайных лет, не влияло на личную долю. Земля же Солнца была застрахована почти что от всех возможных случайностей, за исключением полной гибели посевов.
Что касается вопроса орошения, всегда важного в стране, большая часть которой бесплодна, всегда соблюдался тот же порядок. Пока не были полностью орошены земли Солнца, ни одна капля драгоценной воды не направлялась в другие места, и пока личные участки всех людей не получали требуемого, вода не направлялась на царские земли. Смысл такого распределения будет очевиден позже, когда мы поймём, как использовалась продукция этих разных наделов.
Таким образом, мы видим, что четверть всего богатства страны направлялась непосредственно в руки царя, поскольку с деньгами, выручаемыми от производства или добычи полезных ископаемых, поступали так же — первая четверть Солнцу, затем половина рабочим и оставшаяся часть — царю. Что же делал царь с этим громадным доходом?
Во-первых, он содержал всю правительственную машину, о которой уже упоминалось. Жалованье всему классу чиновников — от вице-королей больших провинций до сравнительно скромных сотников — выплачивалось им, и не только жалованье, но и все их расходы, связанные с визитами и прочими поездками.
Во-вторых, на эти доходы он осуществлял все гигантские общественные работы своей империи, даже отдельные руины которых всё ещё удивляют нас через четырнадцать тысячелетий спустя. Замечательные дороги, соединявшие города и городки по всей империи, прорубались сквозь гранитные горы и огромными мостами пересекали непреодолимые пропасти. Великолепная система акведуков, которые в инженерном отношении нисколько не уступали современным, могла доставлять жизнедающую воду в самые дальние уголки засушливой и часто бесплодной страны. Всё это строилось и поддерживалось на доходы, получаемые с царских земель.
В-третьих, он строил и всегда держал полными огромные зернохранилища, расположенные с частым интервалом по всей империи. Ведь иногда случалось, что дождливый сезон вообще не приходил, и несчастным крестьянам мог угрожать голод — потому существовало правило, что всегда должен поддерживаться двухлетний запас продуктов для всей нации — запас, который, вероятно, никакая другая нация не пыталась держать. И каким бы колоссальным ни было это предприятие, данное правило всегда выполнялось, несмотря на все затруднения. Возможно, даже великая власть перуанского императора не смогла бы добиться этого, но у него имелся способ создания концентрированной пищи, который был одним из открытий его химиков — этот метод будет упомянут позже.
В-четвёртых, на эти средства он содержал армию — ибо у него была армия, и очень хорошо подготовленная, хотя он использовал её для многих других целей, кроме военных, поскольку для неё не часто находилась такая работа — менее цивилизованные племена, окружавшие империю, знали и научились уважать её силу
Здесь лучше не останавливаться для описания особой работы армии, дабы докончить наш грубый набросок устройства этого древнего государства, показав место, занимаемое в нём великим сословием жрецов Солнца — насколько это касается светской стороны их работы. Как же использовали они свои огромные доходы, в общей сумме равные доходам царя, когда последние достигали своего максимума, да ещё и лучше застрахованные от снижения в годы неурожая?
Царь на свою долю доходов действительно совершал чудеса для благосостояния страны, но его достижения меркнут в сравнении с достижениями жрецов. Во-первых, они содержали великолепные храмы Солнца по всей стране, причём в таком масштабе, что маленькая деревенская часовня имела золотые украшения, вес которых можно было бы считать на тонны, а уж храмы больших городов сияли таким великолепием, к которому с тех пор никогда не приближались нигде на Земле.
Во-вторых, они давали бесплатное образование всей молодёжи империи — как юношам, так и девушкам. Это было не просто начальное образование, но тщательное техническое обучение, которое длилось до двадцатилетнего возраста, а иногда и заметно дольше. Подробности о нём мы приведём позже.
В-третьих (и это, возможно, покажется нашим читателям самой необычайной из их функций), они полностью заботились обо всех больных. Это не значит, что они были просто врачами (хотя и ими они тоже были), но с того момента, как мужчина, женщина или ребёнок заболевали, они сразу же переходили под опеку жрецов, или, по тогдашнему изящному выражению, становились «гостями Солнца». Больной незамедлительно освобождался от всех своих обязанностей по отношению к государству, и до его выздоровления не только необходимые лекарства, но и продукты питания поставлялись ему бесплатно из ближайшего храма Солнца, тогда как в серьёзных случаях его обычно забирали туда как в больницу, чтобы обеспечить ему более тщательный уход. Если заболевший был кормильцем семьи, его жена и дети тоже становились «гостями Солнца» до его выздоровления. В наши дни любая система, хотя бы отдалённо напоминающая эту, непременно привела бы к мошенничеству и симуляции, но это из-за отсутствия у современных наций того просвещённого и повсеместно распространённого общественного мнения, которое в древнем Перу делало такие вещи невозможными.
В-четвёртых, и возможно это заявление сочтут даже более поразительным, чем предыдущее, — все люди старше сорокапятилетнего возраста (за исключением чиновников) тоже становились «гостями Солнца». Считалось, что человек, проработавший 25 лет после двадцатилетнего возраста, когда на него впервые возлагались обязанности по внесению своего вклада в государство, заслужил отдых и комфорт до конца своей жизни, сколько бы она ни продлилась. Поэтому всякий человек, достигнув 45-летнего возраста, мог, если желал, прикрепиться к одному из храмов, и жить жизнью изучающего, подобной монашеской, или, если он предпочитал остаться со своими родственниками, он мог жить и с ними, распоряжаясь своим досугом, как ему угодно. Но в любом случае он освобождался от всякой работы на государство, а его
