привлекательности были долголетие (пятнадцать лет и больше) и скрещиваемость с другими породами. Популярны были также зяблики и зеленушки, хотя последнюю птицу один уличный торговец назвал в разговоре с Генри Мейхью «певичкой так себе». Только что пойманные жаворонки продавались за шесть- восемь пенсов. Мейхью обратил внимание на то, что «плененный жаворонок раз за разом вскидывает голову, словно желая взмыть в вышину»; лететь его, однако, не пускала тесная и грязная клетка в трущобах XIX века. К середине этого столетия одной из любимых лондонскими торговцами птиц стал также соловей, но, как пишет тот же Мейхью, он «проявляет великое беспокойство, кидается на прутья клетки или вольера, а иной раз спустя несколько дней умирает».
Хартия Вильгельма I. Этот краткий документ фиксировал верховенство короля над Лондоном и его жителями и стал одним из первых орудий, использовавшихся в постоянной борьбе между монархией и городом.
Горожане былых времен благоговейно рассматривают «Лондонский камень», который одни считали «милевым камнем», другие — символом городской власти. Ныне, почти незамечаемый, он лежит на Каннон-стрит.
Джон Стоу — великий антиквар XVI в., чей «Обзор Лондона» стал первым полным и достоверным описанием города. Его бюст и поныне стоит в церкви Сент-Эндрю- Андершафт.
«Жирные куры — налетай, не зевай!», «Апельсинчики — лимончики!», «Ножи, гребенки, чернильницы!» Изображения уличных торговцев, созданные Марцеллусом Лароном около 1687 г. Это — обтрепанные эмблемы лондонской жизни, самоуверенные и изможденные, жизнерадостные и унылые, окруженные вечно текучей, тающей толпой.
Фрагмент карты, показывающей разрушения, причиненные Великим пожаром 1666 г. Даже церкви не были пощажены огнем.
Пожарные XVII в. за работой. В городе, печально знаменитом своими пожарами, они не простаивали, и их возгласы «Хай! Хай! Хай!» были так же привычны, как в наши дни сирена.
Публичное повешение у стен Ньюгейтской тюрьмы в изображении Роулендсона. Ритуализованная казнь была ни с чем не сравнимым развлечением для лондонской толпы и источником свежих анатомических образцов для Королевского хирургического колледжа.
Ньюгейтская тюрьма с ветряком, который якобы помогал снабжать камеры свежим воздухом. Это была славнейшая из городских тюрем, увековеченная в песнях, брошюрах и пьесах. Лондонские авторы разных эпох сравнивали свой город с тюрьмой, невольно воздавая тем самым дань всепроникающему могуществу этого «ада на земле».
Портрет Джека Шеппарда работы Торнхилла. Знаменитый вор столько раз совершил побеги из заключения, что стал городским героем. Легенда о нем дожила до XIX столетия, когда, по словам Генри Мейхью, его образ пользовался большей известностью среди детей, чем образ королевы Виктории.
Эта карикатура Крукшенка изображает посещение приговоренных к смерти узников Ньюгейтской тюрьмы в начале XIX в. Те, кого скоро должны были повесить, играли свои роли в лондонском спектакле воздаяния.
На картине Каналетто Уайтхолл предстает намного более рафинированным и умиротворенным, чем он был на самом деле. Важную роль играет верхняя часть холста ибо лондонское небо — во всяком случае, по мнению самих лондонцев — неповторимо.
Терраса Адельфи, задуманная и построенная братьями Адам. На среднем плане этой картины Уильяма Марлоу видна башня водопроводной компании. Как и многое другое, что было в Лондоне красивого и памятного, Аделфи была уничтожена в ходе «благоустройства».
Повседневная трудовая жизнь Лондона в изображении Джорджа Шарфа. Мостовые этого города постоянно вскрывались, дома сносились и перестраивались — действовал цикл вечной изменчивости и обновления. Лондон не знает покоя.
«Пиккадилли-серкус» Чарлза Джиннера. Такова была «Дилли» в 1912 г. Цветочницы вскоре исчезли навсегда, но автобусы до Баттерси и Хайбери курсируют и сегодня.
«Табачная лавка Аллена» на Хант-стрит близ Гроувенор-сквер, изображенная владельцем в XIX в. Обратите внимание на цветы в горшках — они не одно столетие были общей приметой лондонских улиц.
