необходимо объединить теперь все финские племена, — заявил на заседании 25 июня депутат Салмиала. — Нам нужно осуществить идею создания Великой Финляндии и добиться того, чтобы передвинуть границы туда, где проходит самая прямая линия от Белого моря до Ладожского озера». (Н.Барышников «Блокада Ленинграда и Финляндия»). На реплику же одного из коллег: «Не надо говорить всего того, о чём думаешь», объединитель братских народов успокоительно заметил, что заседание сегодня закрытое.
Что касается самого Маннергейма, то он, в отличие от осторожного парламентария, на конспирацию откровенно плевал. Две недели спустя после решения Сейма о начале войны финский главком отдал приказ, в котором искреннее желание отхватить побольше сопредельных территорий так и лезло буквально из каждой фразы:
«Во время освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Востока, что не вложу меч в ножны, пока Финляндия и Восточная Карелия не будут свободны, — вдохновлял своих бойцов первый и последний финский маршал. — Двадцать три года Северная Карелия и Олония ожидали исполнения этого обещания, полтора года после героической Зимней войны финляндская Карелия, опустошённая, ожидала восхода зари… В этот исторический для мира момент немецкие и финские солдаты — как и в освободительную войну 1918 года — грудью стоят против большевизма и Советского Союза. Борьба немецких братьев по оружию рядом с нашими солдатами-освободителями на Севере ещё больше укрепит давнее и прочное боевое братство, поможет уничтожить угрозу большевизма и гарантирует светлое будущее… Свобода Карелии и Великая Финляндия мерцают перед нами в огромном водовороте всемирно- исторических событий». (Там же).
Правда, 1 сентября миролюбивейший из маршалов отдал другой приказ, который его фанаты долгое время трактовали как распоряжение не пересекать границу 1939 года. Однако их вранью пришёл конец после выхода в свет фундаментального исследования профессора Барышникова. В пресловутом приказе не только не содержалось никаких указаний насчёт остановки на старой границе, но, напротив, требовалось от армии «вести борьбу до конца, установив границы, обеспечивающие мир». (Там же). Руководствуясь этим приказом, финские части 4 сентября, перешли пограничные рубежи 1939 года, захватили один из передовых дотов Карельского укреплённого района и станцию Новый Белоостров, а 6 сентября деревни Троицкое и Симолово. Была занята также знаменитая деревня Майнила, с выстрелов у которой началась Зимняя война. Перейдя старую границу почти на всём её протяжении, финская Юго-Восточная армия завязала ожесточённые бои в предполье Карельского укрепрайона.
Одновременно севернее части 6-го корпуса Карельской армии двинулись на Ленинград в обход Ладожского озера через Свирь. Командующий оным генерал Пааво Талвела впоследствии признал, что Маннергейм ещё 5 июня 1941 года предложил ему командовать этим корпусом именно для атаки бывшей столицы империи. Частям Талвелы удалось форсировать Свирь, и Юхо Паасикиви уже готовился торжественно заявить по радио, что «пала впервые в своей истории некогда столь великолепная российская столица, находящаяся вблизи от
наших границ. Это известие, как и ожидалось, подняло дух каждого финна… Для нас, финнов, Петербург действительно принёс зло. Он являлся памятником создания русского государства, его завоевательных стремлений». (Там же).
Однако произнести эту пронзительную речь Паасикиви так и не пришлось. Не сумев преодолеть мощные укрепления Карельского перешейка и усилившееся сопротивление переброшенных на фронт свежих красноармейских батальонов, Юго-Восточная армия была остановлена и даже оставила ряд ранее занятых населённых пунктов, включая Новый Белоостров. Не желая без толку умирать под неприступными дотами, финские солдаты стали в массовом порядке отказываться идти в атаку. После того, как подобное произошло в четырёх полках, а общее количество отказников и дезертиров перевалило за тысячу, Маннергейм был вынужден окончательно отбросить планы наступления на Ленинград.
Поскольку в то же самое время захлебнулось финское наступление на Петрозаводск, маршал разумно предпочёл перебросить туда 3 дивизии с перешейка.
Слабо укреплённая столица Карелии была куда доступнее, да и соблазнённые обещанными земельными участками солдатики шли её брать, с много большим энтузиазмом, чем Питер, который по итогам войны, скорее всего, достался бы немцам. Предпочтя синицу в руках журавлю в небе, финский главком поступил очень здраво, но руководствовался он при этом чисто практическими соображениями, а не сентиментальными воспоминаниями о юнкерских годах в Николаевском кавалерийском училище. В Берлине это прекрасно понимали, и посему никаких особых претензий к маршалу не имели. Гитлеровцы видели, что Маннергейм честно пытался взять Ленинград, но все его военные таланты не смогли заменить необходимых для взлома советских укреплений тяжёлых орудий, а первое из полученных от французов 305 -мм орудий с «Императора Александра III» было установлено на железнодорожную платформу лишь 15 октября 1942 года.
Тем не менее, пока Германия имела шансы на победу, финны оставались верными союзниками Гитлера. Однако вскоре грядущий капут стал неизбежен, и несостоявшийся певец взятия Ленинграда Паасикиви побежал к советскому послу в Швеции Александре Коллонтай. Поскольку в Хельсинки очень хотели удержать часть ранее прихваченных земель, переговоры шли туго. Изрядно ускорило их лишь начавшееся 9 июня 1944 года советское наступление. От полного разгрома Финляндию спасли 122-я пехотная дивизия и 303-я бригада штурмовых орудий вермахта, а главное — германское вооружение, которое Гитлер исправно ей поставлял.
Стремление немцев, во что бы то ни стало, соблюдать союзнические обязательства обернулось против них самих. Заключив мир с СССР, благородный Маннергейм невозмутимо атаковал вчерашних братьев по оружию, во всю используя их же поставки. За своевременное предательство, он был милостиво прощён Кремлём, однако Финляндии амбиции маршала и его соратников стоили почти 40 с лишним тысяч квадратных километров лучших земель и более 90 тысяч погибших (включая жертвы среди гражданского населения).
После победы в России общечеловеческих ценностей к власти в ней пришли позавчерашние коммунисты, они же вчерашние демократы, они же нынешние патриоты-державники. Для этих людей предательство было нормой, а смерть от голода сотен тысяч людей в блокадном Ленинграде — не стоящей внимания мелочью. Поэтому на открытии памятника Маннергейму в холле занимающего бывшее здание Николаевского училища петербургского отеля «Маршал» присутствовал председатель Комитета по внешнеэкономическим связям и активист «Единой России» Александр Прохоренко. Информацию о петербургской премьере кантаты в честь Маннергейма озвучила вице-губернатор Алла Сучилкина (Манилова), а президент России Владимир Путин торжественно возложил цветы к могиле финского коллеги.
По другую сторону границы наблюдался обратный процесс. Казалось, давно похороненный призрак финского реваншизма внезапно стал на глазах обретать плоть и кровь. Едва вместо устрашающего Советского Союза на восточных границах Финляндии возникла полуживая Российская Федерация, как добродушные улыбки хельсинкских политиков всё чаще стали сменяться вполне шакальим оскалом.
И это отнюдь не какая-нибудь самодеятельность мелких свихнувшихся националистов! Без сомнения, самое высокопоставленное лицо среди борцов за возвращение «оккупированных территорий» — бывший министр и спикер финского парламента госпожа Риитта Уосукайнен, набравшая в 2000 году на президентских выборах 13 % голосов. Среди её соратников — председатель объединения «Карельский союз», депутат парламента Маркку Лаукканен, его ближайший сподвижник генерал-лейтенант Рауно Мерио, командующий военным округом Кюме бригадный генерал Кари Хиетанен, недавний кандидат в президенты Финляндии, депутат парламента Ристо Куисма и десятки других облечённых реальной властью людей.
Для ускорения возвращения Карелии действует специальная правительственная программа «Северное измерение», спонсируемая, помимо прочих, и Европейским Союзом. Пропагандистским обеспечением всей кампании занимается финансируемая министерством иностранных дел Финляндии организация «proKarelia», а всего, согласно социологическим опросам, возврат как минимум к границам 1939 года поддерживает не меньше 20 % финского населения. При этом среди молодёжи таковых обнаруживается уже до 40 %, да и количество желающих видеть свою страну членом НАТО растёт не по
