— Долго еще? — спросил Эдвард.
— Уже скоро, — ответила Элис. — Она становится гораздо четче. Я хорошо ее вижу. — Вздох.
— Все еще злишься?
— Да, спасибо, что напомнил, — пробурчала Элис. — Ты бы тоже умер от злости, когда понял, что оказался в заложниках у собственной сущности. Вампиров я вижу прекрасно, потому что сама вампир, людей тоже ничего — была человеком, а этих странных полукровок вообще не видно! Жуть.
— Сосредоточься, Элис.
— Ах да. Беллу разглядеть проще простого.
Ненадолго воцарилась тишина, а потом Эдвард вздохнул — по-новому, облегченно.
— Она действительно выживет.
— Ну конечно!
— Два дня назад ты не была так уверена.
— Потому что два дня назад я ее толком не видела! А теперь, когда белых пятен почти не осталось, это ясно, как день.
— Можешь сосредоточиться на моем будущем? Сколько времени на часах?
Элис вздохнула.
— Какой ты нетерпеливый! Хорошо, подожди секунду…
Ни слова, только дыхание.
— Спасибо, Элис, — радостно произнес Эдвард.
Сколько?! Неужели нельзя было сказать это вслух, для меня? Я что, о многом прошу? Сколько еще секунд мне гореть? Десять тысяч? Двадцать? Еще день — восемьдесят шесть тысяч четыреста? Или больше?
— Она будет обворожительна.
Эдвард тихо зарычал.
— Она всегда была обворожительной!
Элис фыркнула.
— Ты понимаешь, о чем я. Взгляни на нее.
Ответа не последовало, но слова Элис меня обнадежили: может, я и не похожа на брикет угля, как мне казалось. По ощущениям я уже давно должна была превратиться в груду обугленных костей. Каждая клеточка моего тела сгорела дотла.
Элис ветром умчалась из комнаты: я слышала шорох ее одежды при движении. И тихое гудение лампы под потолком. И легкий ветерок, обдувающий стены дома. Я слышала
Внизу кто-то смотрел по телевизору бейсбол. «Сиэтл Маринерс» вели счет.
— Сейчас
— Ну-ка, хватит! — осадил их Эмметт.
Кто-то зашипел.
Бейсбол не мог отвлечь меня от боли, поэтому я стала опять считать вдохи Эдварда.
Двадцать одну тысячу девятьсот семнадцать с половиной секунд спустя моя боль изменилась.
Хорошая новость заключалась в том, что она начала утихать на кончиках пальцев рук и ног. Медленно, но хоть какие-то перемены! Выходит, скоро боль отступит…
Плохая новость: изменился и огонь в моей глотке. Я теперь не только горела, но и умирала от жажды. В горле была пустыня. Ох, как же хотелось пить! Нестерпимый огонь и нестерпимая жажда…
Еще одна плохая новость: пламя в моем сердце стало горячее. Неужели это
Сердце, которое и так билось очень быстро, заколотилось еще исступленнее.
— Карлайл! — позвал Эдвард. Если Карлайл рядом с домом, он обязательно услышит.
Огонь покинул мои ладони, оставив их нежиться в блаженной прохладе, — ушел в сердце, которое теперь пылало подобно солнцу и колотилось как бешеное.
В комнату вошел Карлайл, вместе с ним — Элис. Я четко различала их шаги и даже могла определить, что Карлайл идет справа, чуть впереди.
— Слушайте, — сказал им Эдвард.
Самым громким звуком в комнате было мое сердцебиение, грохочущее в одном ритме с огнем.
— Наконец-то, — сказал Карлайл, — скоро все закончится.
Нестерпимая боль в сердце затмила даже облегчение, которое я испытала от этих слов.
Зато от боли уже освободились запястья и лодыжки. Огонь в них полностью утих.
— Да, совсем скоро! — радостно подтвердила Элис. — Позову остальных. Розали пусть…
— Да, держите малышку подальше отсюда.
Что? Нет! Нет! Как это — держите малышку подальше? О чем он только думает?!
Я дернула пальцами — раздражение пробило мою идеальную броню. В комнате тут же воцарилась мертвая тишина, которую нарушало только исступленное сердцебиение.
Чья-то рука сжала мои приподнявшиеся пальцы.
— Белла! Белла, любимая!
Смогу ли я ответить, не закричав? На мгновение я задумалась, потом огонь еще сильнее разгорелся в моей груди, покинув колени и локти. Нет, лучше не испытывать судьбу.
— Сейчас позову всех, — торопливо выпалила Элис и со свистом умчалась из комнаты.
И тут — о!
Сердце забилось, точно лопасти вертолета, удары слились в почти непрерывный звук; казалось, оно вот-вот сотрет в порошок мои ребра. Огонь вспыхнул в груди с небывалой силой, вобрав все остатки пламени из тела. Боль застала меня врасплох и пробила железную хватку: спина изогнулась, как будто пламя тянуло меня вверх за самое сердце.
Другим частям тела я выйти из-под контроля не позволила и рухнула обратно на стол.
Внутри меня разыгралась битва: сердце летело вперед, пытаясь обогнать бушующий огонь. Победителя не предвиделось: пламя гасло, спалив все, что можно, а сердце неуклонно приближалось к последнему удару.
Теперь из всех человеческих органов у меня осталось только сердце. Огонь сосредоточился в нем и взорвался последней нестерпимой вспышкой. В ответ на нее раздался глубокий пустой стук. Сердце дважды запнулось и напоследок ударило вновь, едва слышно.
Больше ни звука. Вокруг — ни дыхания. Даже моего собственного.
В какой-то миг я поняла, что чувствую только одно: отсутствие боли.
А потом я открыла глаза и изумленно огляделась.
20. Новая жизнь
Все было таким
Ярким. Резким.
Над головой по-прежнему сиял ослепительно-белый свет, но в то же время я видела нити накала внутри лампочки. В этом белом свете я разглядела все цвета радуги, а на самом краю спектра еще один, название которого я не знала.
За светом я различила отдельные волокна темного дерева на потолке. Пылинки в воздухе были отчетливо видны с обеих сторон — светлой и темной. Они кружили, словно планеты в небесном танце.
Пыль была такой красивой, что я потрясенно втянула воздух; он со свистом пронесся по моему горлу, а из пылинок рядом с моим лицом образовалась воронка. Что-то не так. Я подумала и поняла, в чем дело: вдох не принес никакого облегчения. Воздух мне больше не нужен. Легкие его не ждали и никак не отреагировали на приток кислорода.
Пусть в воздухе не было необходимости, он
Я услышала, как вокруг вместе со мной задышали другие. Их дыхание смешалось с сиренью, медом и солнцем, принеся новые ароматы: корицы, гиацинта, груш, морской воды, пекущегося хлеба, хвои, ванили, кожи, яблок, моха, лаванды, шоколада… Я перебирала в уме сотни знакомых мне запахов, — ни один из них не соответствовал полностью тому, что я сейчас чувствовала. Такой чудесный и приятный аромат…
У телевизора в гостиной выключили звук, и я услышала, как кто-то — Розали? — заерзал на диване.
Еще я услышала едва различимые ударные, под который кто-то кричал. Рэп? Не успела я толком озадачиться, как звук постепенно исчез, словно мимо проехала машина с опущенными стеклами.
Я испуганно поняла, что так оно, наверное, и было. Неужели я теперь слышу до самого шоссе?
Я не чувствовала, что меня держат за руку, пока ее легонько не стиснули. Мое тело тут же оцепенело, словно реагируя на боль. Я не ожидала такого прикосновения. Кожа была идеально гладкой, но… не холодной.
После секундного оцепенения тело ответило на незнакомый раздражитель еще более странным образом.