нем слишком сильные позиции занимают национал-социалисты в силу их господства на улицах и существует опасность, что однажды они утрут нос своим товарищам по коалиции. Однако масштабы подобного развития он предвидеть не смог. Он думал, как и многие другие, что рейхспрезидент и рейхсвер окажутся достаточно сильными, чтобы держать Гитлера в узде, если тот зайдет слишком далеко. Но тем временем, полагает он, можно использовать динамизм национал-социализма для того, чтобы, по крайней мере, попытаться ослабить путы Версальского договора, а внутри страны преодолеть хозяйственный кризис. Провозглашенная Гитлером политика мирной ревизии Версальского договора нравится Канарису, жесткая политика в отношении Москвы ему также импонирует. Военно-морской флот не имеет никакой заинтересованности в сотрудничестве с Красной Армией, представляющем интерес для сухопутного войска, и Канарис, несмотря на почитание им Бисмарка, унаследованное от отца, не в такой мере пруссак, чтобы всерьез принимать идею немецко-русского союза против Запада. Кроме того, он испытывает инстинктивную враждебность к марксизму. Ведь он вышел из среды промышленников, а кроме того, он не забыл роли коммунистов в бунтах на флоте в 1918 г. и поддержки, оказанной группе «Спартак» советскими помощниками в берлинских мятежах.
Но многое в нацистах ему все же в высшей степени не нравится. Он не может выносить «людей с подбородком дровосека». Глупая, хвастливая болтовня многих функционеров национал-социалистов действует ему на нервы. А среди высокопоставленных нацистов слишком много глупых болтунов Метод кабинетных битв, террора против соперников — вещи, о которых постоянно узнают и в далеком Вильгельмсхафене, — все это до глубины души противно человеку, который умеет достигать своих целей с помощью убеждения, шутки, хитрости или одурачивания противника и не выносит грубого насилия. Ему не трудно разглядеть надувательство с поджогом рейхстага. Он становится тем все более скептическим и озабоченным, чем дальше тянется это дело о поджоге, при котором ни с одной стороны не чувствуется серьезного сопротивления. Однако и среди нацистов есть люди, которые ему нравятся. Во время одного захода «Силезии» в Гамбург на борт корабля поднимается местный гауляйтер (национал-социалистический руководитель области в фашистской Германии) и германский наместник Кауфман. Канарис и он испытывают друг к другу определенную симпатию. Кауфман производит на Канариса впечатление очень разумного человека, с которым можно было бы делать политику. Такие люди, по мнению Канариса, должны стоять во главе страны, тогда это правительство сможет сделать что-нибудь полезное.
Но все это — чисто личные размышления морского офицера, карьера которого явно идет к концу. Осенью 1934 г. заканчивается срок его службы на «Силезии» в должности командира, и Канариса назначают комендантом крепости Свинемюнде. Городок, расположенный на среднем из трех устьев Одера, является в это время народным балтийским курортом. Там есть несколько береговых батарей и морской гарнизон. Должность коменданта крепости — это не совсем то, что мог пожелать себе честолюбивый морской офицер. Лавров там не завоевать. Свинемюнде не является ступенью, предшествующей дальнейшему подъему, это тупик. Кто получает туда назначение, тот может провести там еще пару лет, пользоваться полным окладом капитана, прежде чем уйти на пенсию контр-адмирала. Канарис тоже уже полностью смирился с тем, что после долгих лет изнурительной и бескорыстной работы теперь наступят дни для созерцания и размышления, или ему только кажется, что он с этим смирился. Осматривая свое новое поле деятельности, он решает, что широкий песчаный пляж, раскинувшийся на многие километры, очень хорошее место для скачек. Здесь он сможет заниматься своим любимым спортом сколько захочет.
Но все вышло совершенно иначе. Именно теперь, когда казалось, что карьера Канариса окончена, она, собственно, только началась. В Берлине, в военном министерстве Германии, в отделе контрразведки, возник вопрос, касающийся личного состава, который требовал срочного решения. Руководитель отдела, капитан военно-морских сил Конрад Патциг, дельный офицер с прямым характером, из-за постоянных конфликтов с рейхсфюрером СС и Гейдрихом попал в немилость к своему начальнику, бывшему в то время военным министром Германии, фон Бломбергу. Бломберг потребовал от главнокомандующего военно- морскими силами адмирала Редера сместить Патцига с его поста, так как тот был неприемлемым для партии. Часто возникает вопрос: как могло случиться, что в немецком вермахте пост руководителя разведки, а тем самым и службой осведомления, которая в основном была предназначена служить потребностям армии и персонал которой состоял большей частью из офицеров армии, — после смещения Патцига снова, уже не в первый раз, был занят морским офицером. В первое время в Германии, очевидно, играло большую роль распространенное мнение, что каждый морской офицер должен владеть очень широкими знаниями и опытом, потому что военные корабли заходят во всевозможные чужие страны. То, что только немногие офицеры могут за короткое пребывание в порту собрать сведений больше и гораздо более важного свойства, чем просто какой-нибудь турист, — это чаще всего упускают из виду. Но после того как представитель морского флота уже однажды занимал должность начальника абвера, руководство морским флотом считало важным снова ее получить. В вермахте, который в 1934 г. был еще не столь многочисленным, как позже, естественно, каждый стремился утвердить завоеванные позиции. Из морских офицеров, которые по своему званию подходили для этого поста, в тот момент был только Канарис. Он являлся единственным, от которого можно было ожидать, что он без длительной предварительной подготовки сможет войти в курс дела и освоиться с новой должностью. Его прежняя служба показала, что он владел качествами, делавшими его пригодным для должности начальника разведки, что его острый проницательный ум и его находчивость, изворотливость в соединении со способностью обращаться с людьми могли компенсировать недостаток опыта непосредственной работы в службе разведки.
Редер долго колебался, прежде чем решился доверить Канарису руководство отделом разведки. Лично ему Канарис был не по душе; он боялся работать вместе с человеком, живой ум которого он хорошо знал и который именно из-за его ловкости, из-за того, что действовал больше по интуиции, чем по рассудку, казался непроницаемым и даже жутким. Однако, чтобы закрепить разведку за флотом, Редер преодолел свои колебания. Канарису поручили должность, в которую он после многонедельной подготовки официально вступил 1 января 1935 г.
Книга вторая
Тирания
Осознание
Человек упорно трудится, но приходит время — и он оглядывается на пройденный путь. За кипучей деятельностью он почти перестал размышлять о смысле своей жизни. Теперь до него доходит, что век, прошедший уже одну треть положенного ему времени, еще не открыл своей цели. Нет уже былого порядка и норм, пригодных для всех. Правда, государственные деятели из половины стран мира еще собираются каждые несколько месяцев в Женеве и делают лицемерные заявления, но союз, который должен был подарить миру новое, более совершенное устройство, с самого начала оставался только идеей; теперь же он смертельно болен. Отношения между государствами внешне протекают в дипломатических формах, берущих свое начало из того времени, когда существовал союз нескольких держав, но теперь этого союза более не существует. Силовые государства придерживаются официальной дипломатии пока еще в качестве фасада, но важнейшие международные дела и сделки они осуществляют через подпольные каналы. Внутренняя и внешняя политика пересекаются. Новый опошленный, вульгарный макиавеллизм готовится вступить в свои права. То в одном, то в другом государстве поднимает голову тиран, опираясь, как в античные времена, на улицу и на массы, не имеющие собственного мнения. Тираны могут враждовать друг с другом, ложные учения о значении, выплескиваемые в мир их пропагандистскими машинами, могут внешне противоречить друг другу, в основе же своей цели их идентичны. То, что еще сохранилось от гуманного либерального века, должно быть разрушено; они стремятся к завоеваниям с помощью грубого насилия, личность должна быть порабощена — и для достижения своих целей они готовы на любое
