огромная кровать. Небольшое окно слева прикрывала занавеска из тонкой ткани, сквозь которую виднелись отблески огня и доносились громкие нетрезвые голоса.
А потом в дальнем углу я увидел прозрачную пластиковую кабинку. Подошел к ней и вопросительно посмотрел на Самару.
— Это душ, — пояснила она.
Я повторил это слово. Она улыбнулась:
— Это водяной душ.
— Но как ты можешь?..
— Я слежу за тем, чтобы у нас всего хватало, Пьер. А вода, конечно, перерабатывается после того, как я ее использую.
Я едва мог осознать, какая это роскошь — иметь достаточно воды, чтобы использовать ее для мытья.
Она взяла меня за руку и подвела к кровати. Мы поцеловались. Она протянула руку за спину, расстегнула платье, и оно упало на пол. Самара раскинулась на кровати и улыбнулась, а я лишь пялился на нее, как дурак.
Потом я снял рубашку и сбросил шорты. Самара рассмеялась.
— В чем дело? — покраснел я.
— Как вижу, у тебя в шортах целых два оружия, Пьер.
Я попытался объяснить, зачем взял пистолет:
— Эд сказал, что он мне может пригодиться.
— Мудрое решение в такие времена.
Она протянула руку и увлекла меня на кровать.
Мы занялись любовью. Самара просила не торопиться, растянуть удовольствие.
Время словно остановилось, и я понятия не имел, сколько его могло пройти. Всякое ощущение себя я тоже утратил. Я словно превратился в животное, утоляющее древний голод и позабывшее обо всем, кроме плотских наслаждений. Самара вела себя яростно — кусала меня, царапала. А я ощутил кружащий голову успех, почти власть над ней, потому что смог пробудить в ней такой взрыв страсти.
Потом мы лежали, обнявшись, мокрые от пота и вымотанные. Она села, сошла с кровати и направилась в душ. Я смотрел на нее, переполненный зрелищем ее наготы. Она поманила меня к себе.
Мы вошли в кабинку и встали, прижавшись друг к другу. Она повернула кран, и я ахнул. Теплая вода полилась нам на головы, и я ощутил одновременно и наслаждение от шелковистой теплоты воды, и вину за растранжиривание такой ценности.
Она дала мне какой-то белый брикетик.
— Это мыло, — пояснила она. — Натри им меня.
Я выполнил ее просьбу, удивился появившейся пене, и мы снова занялись любовью.
Вытершись, мы улеглись на кровать и повернулись друг к другу. Я погладил ее щеку. Даже в тот момент я сознавал, что это было преходящее удовольствие, неожиданное и восхитительное, но ограниченное опасностью. И понимал, что продолжения не будет.
И тут, словно прочитав мои мысли, Самара провела пальцем по моим ребрам и сказала:
— Можешь остаться, если хочешь. Брось своих, оставайся со мной. Жизнь тяжела, но я смогла сделать ее приятнее.
Я посмотрел в ее холодные глаза, на ее жестокий рот. Даже тогда у меня хватило ума задуматься, нет ли у нее каких-то скрытых мотивов.
— И бросить мою… семью?
— Ты получишь меня, Пьер. Мы ни в чем не будем нуждаться. Мы будем хорошо питаться.
Интересно, есть ли у них на борту специалист по гидропонике. Проходя по ховеру, я не заметил признаков того, что внутри что-то выращивают.
Она оперлась на локоть, глядя на меня сверху вниз:
— И жизнь станет еще лучше, поверь.
Я покачал головой.
— Каким образом? — спросил я, неожиданно подумав, нет ли у нее информации о процветающей колонии где-то в этих краях.
— Мы направляемся в Танжер, — сказала она.
— Там есть колония?
Она улыбнулась:
— Когда-то в Танжере была успешная колония, Пьер. Но я слышала, что несколько лет назад там все умерли.
— Тогда, — я пожал плечами, — зачем туда ехать?
Она помолчала, поглаживая мне грудь:
— Та колония была религиозной — одним из тех безумных культов, что расцветали по мере гибели цивилизации. Они называли себя Часовые «Феникса».
— Никогда о них не слышал.
Она взглянула на меня.
— Но ты слышал о проекте «Феникс»?
— Эдвард мне о нем рассказывал. К звездам послали корабль в надежде отыскать новую Землю.
— Таков был план, во всяком случае, — улыбнулась она.
— План? Так ты хочешь сказать…
— Корабль был уже на орбите, но деньги кончились, а правительства утратили контроль над ситуацией. Этот проект так и остался еще одной несбывшейся надеждой…
— Откуда ты это знаешь?
Она встала, подошла к деревянному столику и вернулась с пачкой листков.
— Это распечатка, — пояснила она, пристраиваясь рядом со мной. — Я получила ее несколько лет назад от одного торговца. Это было еще до того, как умерли Часовые «Феникса». А это официальный отчет о прекращении проекта и оставшихся ресурсах.
Я пролистал бумаги. Их покрывали закорючки непонятного для меня шрифта.
— Это арабский перевод, — пояснила Самара.
Я отложил бумаги:
— И?
— Здесь есть информация о космодроме в Танжере. Это копия так называемых священных текстов, на которых Часовые основали свой культ.
— Все равно не понимаю…
— Пьер, именно с космодрома в Танжере должны были стартовать корабли снабжения — до старта с орбиты самого «Феникса».
— Корабли снабжения, — повторил я, внезапно все поняв. — И ты полагаешь, что эти корабли все еще там, набитые всем, что понадобится колонистам во время полета, — едой, водой…
Она неожиданно рассмеялась, сбив меня с толку:
— О, извини, Пьер! Ты такой наивный. Нет, колонистам не были нужны такие припасы, как еда и вода.
— Не нужны? — озадаченно повторил я.
— Корабли снабжения в Танжере, около дюжины, были полны самими колонистами. Их заморозили, погрузили в анабиоз, и так им предстояло лететь до конца путешествия. Их там пять тысяч.
— Пять тысяч? Это… это же целый город. Господи, да… Раз их так много, мы сможем начать все заново, восстановить цивилизацию.
Самара прервала меня:
— Пьер, ты все неправильно понял. Мы не сможем обеспечить колонию в пять тысяч человек. Чем мы будем их кормить? А вода? Пьер, взгляни правде в лицо — Земля почти мертва. И сейчас каждый за себя.
— Тогда… — Я показал на распечатку. — Что ты имела в виду? Ты же сказала, что там есть колонисты?
