будущем, где мир стал новым и чистым, а смерть превратилась в слабеющее воспоминание.
— Мы поймали твой сигнал, — услышал он голос Клаузен. — Но искать тебя пришлось долго, хотя маячок в спасательном жилете работал.
И тогда он вспомнил все: вышки, спящих, искинов, морских драконов. Абсолютную уверенность, что это единственный мир, в котором он останется навсегда, а затем и осознание или, скорее, воспоминание о том, что он это уже осознал раньше: жить здесь лучше, чем умирать. Гонт вспомнил, что планировал сделать перед тем, как появился морской дракон, и ему захотелось раздавить это воспоминание и похоронить его там, где он хоронил все прочие постыдные вещи, когда-либо совершенные в жизни.
— Как там вышка?
— Вышки больше нет, — сообщила Клаузен. — И всех спавших там тоже нет. Вскоре после этого дракон развалился. Но то, что ему так долго удавалось сохранять когерентность, — скверный признак. Значит, они совершенствуются.
— Значит, и наши машины следует усовершенствовать, так ведь?
Гонт думал, что она лишь высмеет его за столь тривиальное высказывание, ведь он так мало знает о войне и о цене, которую приходится за нее платить. Но Клаузен кивнула:
— Это все, что они мыут сделать. Все, на что мы можем надеяться. И они, конечно, станут лучше. Они всегда становились лучше. Иначе нас бы здесь не было. — Она посмотрела на укрытого одеялом Гонта. — Теперь жалеешь, что согласился остаться?
— Нет, не жалею.
— Даже после того, что случилось?
— Зато мне удалось увидеть дракона вблизи.
— Да, — согласилась Клаузен. — Это тебе удалось.
Гонт решил было, что на этом разговор закончится и больше ей нечего сказать. Он не мог бы сейчас утверждать, что в их отношениях что-то изменилось, — чтобы в этом убедиться, потребуется время, — но все же ощутил, как эта льдинка немного оттаяла. Он не только решил остаться, но и отказался от идеи несчастного случая. Ожидала ли она, что Гонт попробует устроить нечто в этом роде после того, что случилось со Штейнером? Могла ли догадаться, насколько близко он подошел к этой черте?
Но Клаузен еще не договорила.
— Не знаю, правда это или нет, — сказала она, впервые обращаясь к Гонту как к равному, — но я как-то раз слышала эту теорию. Отображение границы между Сферой и базовой реальностью не такое простое, как можно подумать. На этой границе время и причинность сильно переплетены. События, происходящие там в одной последовательности, совсем не обязательно соответствуют такой же последовательности здесь. И когда они проталкивают через границу своих драконов, те не всегда появляются в том, что мы считаем настоящим временем. Цепочка событий в Сфере может иметь последствия как в прошлом, так и в будущем — относительно нас.
— Не понимаю.
Она кивнула на море за окном вертолета:
— На протяжении всей истории там видели много странного. И эти странности могли быть отголосками войны искинов, ее «брызгами». Оружием, которое пересекало границу в неправильное время, сохраняя когерентность достаточно долго, чтобы попасться кому-то на глаза или потопить корабль. Моряки веками рассказывали похожие истории. Про морских чудовищ. А они могли оказаться всего лишь эхом войны, которую мы ведем, — Клаузен пожала плечами, как будто речь шла о каких-то пустяках.
— Ты в это веришь?
— Не знаю, делает ли это мир более зловещим или чуть более осмысленным. — Она покачала головой. — Все эти морские чудовища… разве кто-то и когда-то думал, что они могут быть реальными? — Она встала, собираясь вернуться в носовую часть вертолета. — Это лишь теория. А теперь поспи немного.
Гонт так и поступил. Заснул он легко.
ДЖЕФФРИ ЛЭНДИС
Последний закат
Подобно вражескому истребителю из старого фильма о воздушных асах, комета вынырнула из-за Солнца, оставаясь невидимой на фоне его сияния, пока не стало поздно. «Сделать уже ничего нельзя, — подумал Кристофер, — только ждать неизбежного столкновения и вычислять точку удара».
Крис был компьютерщиком в группе астрономов. Они открыли комету, но рассчитать ее орбиту, а потом вычислить время и место столкновения предстояло именно ему. Вычисления он проделал чрезвычайно тщательно, проверив влияние притяжения Луны тремя разными способами, прежде чем обрел уверенность в результате. Комета едва не промахнулась. Окажись Земля всего десятью минутами дальше на орбите, комета промахнулась бы точно.
Но Земле не повезло.
— Вот черт! — сказал Мартин, один из астрономов. Они собрались в комнате для совещаний компьютерного отдела, хотя результаты можно было бы распечатать в любом из рабочих помещений. — Сорок миль? Она упадет всего в сорока милях к востоку от нас? Ты уверен?
Кристофер кивнул:
— Мне очень жаль.
— Хм… Ты тут ни при чем. Какая ирония! Значит, мы окажемся в эпицентре или почти в нем. Огненный шар будет диаметром в сотню миль. Мы его даже не увидим.
— Это не утешение, — заметил Тибор, второй из астрономов, — но если это для тебя имеет значение, то мы его увидим. На расширение огненного шара уйдет около минуты.
— Извините, — пробормотал Мартин. — Я очень хотел увидеть, как вырастут мои дети. Очень. — Он заплакал. Смущенно, но-мужски. — Хотя какая теперь разница, чего я хотел. Извините. Пойду домой. Хочу побыть со своей семьей.
Тибор взглянул на часы:
— Давай звони в газеты, если хочешь.
— Зачем? — отозвался Мартин, уже на полпути к двери. — Не вижу смысла.
Тибор бросил распечатку на пол:
— И то верно. Пожалуй, я тоже поеду домой. — Он взглянул на Кристофера. — Знаешь, а ты везунчик, — сказал он, покачав головой. — Ты не женат. Никогда не думал, что стану кому-нибудь из-за этого завидовать.
— Тоже мне везение, — пробормотал Кристофер, но к тому времени астрономы уже ушли, и он остался один в ярко освещенной комнате.
Полтора часа до конца света. Кристофер знал, что спасаться бессмысленно. Когда конец света падает с небес, на планете нет места достаточно далекого, чтобы туда сбежать. Он вернулся в свой офис и взглянул на разбросанные по столу книги и бумаги. Они уже не важны. Сейчас уже ничего не важно, абсолютно ничего.
