– Ты просто пересказываешь слова брата!
– Ну что ж, значит, мой брат говорит правду. Он высоко ценит Джейми и относится к ней с уважением.
– Ценит? А ты уверен, что он достаточно умен, чтобы оценить ее остроумие? Достаточно учен, чтобы оценить ее образование? Наконец, достаточно терпим, чтобы оценить ее душевную широту? – Малкольм взглянул Серрею в лицо. – Едва ли ты сам веришь, что Эдвард заслуживает такой жены. Вспомни свои собственные стихи:
Ты сказал это о своей жене, но, думаю, те же слова можно отнести и к Джейми!
– Никому другому я бы в этом не признался, – помолчав, ответил Серрей, – но тебе, старому другу, скажу, что думаю. Ты прав: Эдвард и мизинца ее не стоит.
«Еще бы! – подумал Малкольм. – Ведь даже я не стою ее мизинца – что уж говорить о нем!»
Снова послышались звуки музыки: концерт продолжался. Зал затих: Малкольм вновь устремил восхищенный взгляд на свою возлюбленную.
– Собираешься вызвать его на поединок за руку Джейми? – спросил Серрей, едва окончилась песня. Френсис деликатно притворилась, что не слышит.
– Думаю, это мое личное дело.
Серрей поднял кубок к губам.
– Будь осторожен, Малкольм, – тихо произнес он. – Мой братец не любит играть по правилам. Я не хочу, чтобы твоя голова болталась на шесте в Норвиче только оттого, что ты недооценил Эдварда.
Малкольм, улыбнувшись, кивнул.
– Увы, я слишком хорошо знаком с методами твоего брата. Поэтому могу только согласиться с тобой.
Дети снова запели, и разговор прервался. Малкольм не сводил глаз с Джейми. Он знал, что Эдвард никогда не решится на честный бой. Но трусливый англичанин – это не самое главное препятствие. Бороться с ним будет нетрудно, гораздо труднее убедить Джейми в своей любви.
Глава 25
Осматривая своего пациента, мастер Грейвс довольно улыбался и качал головой. Малкольм на редкость быстро поправлялся: трудно было поверить, что каких-нибудь две недели назад этот человек находился на грани смерти. Врач вручил Малкольму бутылочку целебного снадобья – для того чтобы скорее затянулись рубцы на груди; а затем, отослав ученика, поинтересовался, нет ли у пациента каких-нибудь вопросов.
Малкольм молча покачал головой. Он не верил, что даже самый искусный врач может вылечить сердечные раны.
Дружески попрощавшись, собеседники разошлись. Путь Грейвса лежал в Кембридж; Малкольм вернулся в свои покои, отведенные ему в замке графа Серрея.
А через несколько часов кто-то просунул ему под дверь белый, сложенный вчетверо бумажный квадратик. Прочтя записку, Малкольм сжег ее на свече.
– …И фрейлины из самых благородных семейств Англии! А сколько приехало с ней слуг и конюхов! Я думаю, не меньше пятидесяти! Представляешь? И еще – дюжина личных горничных! – Мэри в восторге закружилась по комнате. – Вот бы у меня было столько слуг! Интересно только, чем же они все занимаются?
– Бегают по дворцу и делают вид, что очень заняты, – иронически отозвалась Джейми, глядя в окно, где в свете факелов ярко сверкала алая и золотая роспись на дверцах кареты Кэтрин.
– Ах, если бы она взяла меня к себе в свиту! – мечтала вслух Мэри, не замечая сарказма подруги. – Какое это было бы счастье – путешествовать по стране вместе с королем и его прекрасной и любящей королевой!
Джейми, криво улыбнувшись, покачала головой. Взяв лютню, на которой порвалась струна, она понесла ее в угол музыкальной комнаты, где, аккуратно сложенные, лежали другие испорченные инструменты.
– Я уверена, Кэтрин возьмет меня ко двору, – мечтательно продолжала Мэри. – Я стану фрейлиной – можешь себе представить? И все учтивые придворные и благородные рыцари будут добиваться моей руки!
– Блестящая перспектива! – с усмешкой пробормотала Джейми.
Резкий порыв ветра ворвался в окно, разбросал нотные листы, промчался по струнам арфы, заставив их тонко и жалобно зазвенеть. Темное вечернее небо потемнело еще больше: не прошло и минуты, как первые тяжелые капли упали на подоконник, и за окном послышался шум ливня. «Словно у нас в Шотландии летом», – подумала Джейми. Подойдя к окну, она прикрыла его, но запирать не стала, а оставила узенькую щелочку, чтобы в комнату проникал свежий воздух.
– Как ты думаешь, он будет по мне скучать? – спросила вдруг Мэри, рассеянно перебирая струны арфы. – Расстроится хоть немного, когда я уеду ко двору?
Сердце Джейми болезненно сжалось. Мэри заводила этот разговор уже не первый раз, и Джейми прекрасно знала, кого имеет в виду кузина, и говорить ей на эту тему совсем не хотелось. Но промолчать означало навлечь на себя подозрения.
– Кто будет скучать? – спросила она как можно небрежней и равнодушнее. – О ком ты, Мэри?
Мэри пугливо покосилась на закрытую дверь.
– О Малкольме, глупая! – прошептала она. – Конечно, о моем неукротимом шотландце!
– Да, разумеется, – резко ответила Джейми. – Как же я не сообразила, что ты имеешь в виду своего шотландца!
– Так как ты считаешь, ему будет не хватать меня? – не отставала Мэри.
Джейми почти вырвала у нее из рук арфу и понесла в угол.
– Ну, пожалуйста, Джейми, скажи! Он будет по мне скучать?
– Откуда мне знать, глупышка? Я ведь его совсем не знаю!
– Зато я знаю! – воскликнула Мэри, бросаясь к кузине и порывисто обнимая ее. – Иногда мне кажется, что я знала его всю жизнь! Ни разу еще не встречала такого замечательного, ну просто потрясающего человека!
Джейми молчала и смотрела в сторону. Сейчас ей хотелось обернуться и ударить Мэри, чтобы стереть с ее лица эту идиотскую улыбку!
– Ах, Джейми, – в голосе Мэри послышалось сострадание, – теперь я понимаю, как ты тоскуешь без Эдварда! Тебе, должно быть, так одиноко!
Джейми плотнее сжала губы. В горле у нее стоял тугой ком. «Господи, ну как можно быть такой дурой?» – думала она в бессильной ярости.