трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, сначала там и сям всколыхнув ей полы, потом вздув подол, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и на лоно нижней долины, покрытой луговою травою, медленно опуская, слагает.
КНИГА ПЯТАЯ 1. Психея, оказавшись на нежном, цветущем лугу, на ложе из росистой травы, успокоившись от такой быстрой перемены в чувствах, сладко опочила. Достаточно подкрепившись безмятежным сном, она воспрянула духом. Видит рощу, большими, густыми деревьями усаженную, видит ручей, хрустальными струйками играющий, посреди рощи невдалеке от источников ручья дворец стоит, не человеческими руками созданный, но божественным искусством. Едва ступишь туда, узнаешь, что перед тобою какого-нибудь бога светлое и милое пристанище. Штучный потолок, искусно сделанный из кедра и слоновой кости, поддерживался золотыми колоннами, все стены покрыты были чеканным серебром с изображением зверей так живо, будто все эти животные шли навстречу входящим. О, поистине удивительный человек, конечно, полубог или и настоящий бог, который тонкостью высокого искусства изобразил животных на серебряных массах! Сам пол, составленный из вырезанных кусков драгоценного камня, образовал всякого рода картины. Поистине блаженны, дважды и многократно блаженны те, кому ступать надлежит по самоцветам и лалам! И прочие части в длину и ширину раскинутого дома неописанной ценности, все стены отягченные массою золота такого искусного блеска, что откажись солнце — дворец сам мог бы быть себе днем; каждая комната, каждая галерея, каждая даже створка дверная блестит. Прочее убранство соответствовало величию дома, так что поистине можно было подумать, что великий Юпитер создал эти чертоги небесные для собеседования со смертными.
2. Привлеченная прелестью местоположения, Психея подходит ближе, расхрабрившись, переступает порог и вскоре с восхищенным вниманием озирает все подробности прекраснейшего жилища, осматривая находящееся по ту сторону дома казнохранилище, выстроенное с большим искусством, куда собраны многочисленные богатства. Нет ничего на земле, чего бы там не было. Но, кроме удивительности стольких богатств, то было всего дивнее, что сокровища всего мира никакой цепью, никаким засовом, никаким стражем не охранялись. Покуда она с величайшим наслаждением смотрела на все это, вдруг доносится до нее какой-то голос, не облеченный телом. — Что, — говорит, — госпожа, дивишься многому богатству? Это все принадлежит тебе. Иди же в спальню, отдохни от усталости на постели, когда захочешь, прикажи купанье. Мы, чьи голоса ты слышишь, мы твои служанки, приставленные к тебе для верной службы, и как только окончишь ты свой туалет, не замедлит явиться роскошный стол.
3. Психея почувствовала блаженство от сознания, что находится под божественным покровительством, и, вняв совету невидимого голоса, сначала заснула, вскоре в бане смыла остаток усталости и, увидев сейчас подле нее появившийся полукруглый стол, судя по накрытым приборам, приготовленный для ее трапезы, охотно возлегла за него. И тотчас вина медвяные и множество блюд с разнообразными кушаньями подаются, будто гонимые каким-нибудь ветром, а слуг никаких нет. Никого не удалось ей видеть, только слышала, как слова раздавались, и только голоса имела к своим услугам. После роскошной трапезы кто-то вошел невидимый и запел, а другой заиграл на кифаре, которой она не видала. Тут до слуха ее доносится звук поющих многих голосов, и хотя никого из людей не появлялось, являлось ясным, что это хор.
4. По окончании развлечений, уступая убеждению сумерек, отходит Психея ко сну. В глубокой ночи легкий шум долетает до ее ушей. Тут, опасаясь за девство свое в таком уединении, робеет она и ужасается и боится какой-либо беды тем более, что она ей неизвестна. Но вошел уже таинственный супруг и взошел на ложе, супругою себе Психею сделал и раньше восхода солнца поспешно удалился. Тотчас же голоса, дожидавшиеся в спальне, окружают заботами потерянную невинность новобрачной. Так продолжалось долгое время. И по законам природы новизна от частой привычки приобретает для нее приятность, и звук неизвестного голоса служит ей утешением в ее одиночестве.
Меж тем родители ее старились в неослабевающем горе и унынии, а широко распространившаяся молва достигла старших сестер, которые все узнали и быстро, покинув свои очаги, мрачные и печальные, поспешили повидаться со своими родителями.
5. В ту же ночь к Психее так начал супруг ее, — ведь только для зрения он был недоступен, но не для осязания и слуха:
— Психея, сладчайшая и дорогая супруга моя, жестокая судьба готовит тебе гибельную опасность, о которой считаю тебя нужным предупредить. Сестры твои, встревоженные слухами о твоей смерти и ищущие следов твоих, скоро придут на тот утес: если услышишь их громкие жалобы, не отвечай им и не пытайся взглянуть на них, а то причинишь мне верную жестокую скорбь, а себе конечную гибель.
Она дала знак согласия и обещала следовать в своих поступках советам мужа, но как только он исчез вместе с окончанием ночи, бедняжка весь день провела в слезах и стенаниях, повторяя, что теперь она еще вернее погибнет, накрепко запертая в блаженную темницу, лишенная разговора с людьми, так что сестрам, о ней скорбящим, никакой помощи оказать не может и даже хоть краткого свидания с ними не дождется. Не прибегая ни к бане, ни к пище, ни к какому другому подкреплению, горько плача, отходит она ко сну.
6. Не прошло и минуты, как на ложе возлег супруг, появившийся немного раньше обыкновенного, и, обняв ее, еще плачущую, так сказал ей:
— Это ли обещала ты мне, моя Психея? Чего же мне, твоему супругу, ждать от тебя, на что надеяться? И день и ночь, даже в супружеских объятиях продолжается твоя мука. Ну, делай как хочешь, уступи требованиям души, жадной до гибели. Вспомни только, когда придет запоздалое раскаяние, о серьезных моих увещеваниях.
Когда она просьбами, уверениями, что иначе она умрет, добилась от мужа согласия на ее желание увидеться с сестрами, умеряет она свою печаль и уста свои соединяет с устами супруга. Так уступил он просьбам молодой своей жены, больше того, разрешил даже дать им в подарок что ей захочется, из золота или драгоценных камней, но тут же предупредил, подкрепляя слова свои угрозами, что если она, вняв гибельным советам сестер, будет добиваться видеть внешний вид своего мужа, то святотатственным любопытством этим она низвергнет себя с вершины счастья и навсегда впредь лишится его объятий. Она поблагодарила мужа и с прояснившимся лицом говорит: — Да лучше мне сто раз умереть, чем лишиться сладчайшего твоего супружества! Ведь я люблю тебя и, кто бы ты ни был, страстно обожаю, больше жизни своей, больше, чем если бы был ты самим Купидоном. Но молю тебя, будь щедр, исполни еще мою просьбу: прикажи слуге твоему Зефиру так же доставить сюда сестер моих, как он доставил меня. — И, напечатлев поцелуй для ублажения, смягчая речь для умиления, прильнув всем телом для побуждения, ласкательно прибирает: — Медочек мой, муженечек мой, твоей Психеи нежная душенька! — Невольное возражение побеждено силою и властью Венеры, муж дал обещание, что все исполнит, и как только забрезжил свет, испарился из рук супруги.
7. А эти сестры, расспросив, где находится утес и то место, на котором покинута была Психея, спешат туда и там заливаются слезами, бьют себя в грудь, так что на частые вопли их скалы и камни отвечают ответным звуком. Несчастную сестру свою по имени кличут, так что на пронзительный крик их причитаний Психея вне себя, вся дрожа, выбежала из дому и говорит: — Что вы напрасно себя жалобными воплями убиваете? Вот я здесь, о ком вы скорбите. Прекратите мрачные крики, отрите щеки наконец, мокрые от продолжительных слез, раз в вашей воле обнять ту, которую вы оплакиваете.
Тут, призвав Зефира, передает она ему приказание мужа. Сейчас же, явившись на зов, спокойнейшим дуновением доставляет их безопаснейшим образом. Вот они уже обмениваются обоюдными объятиями и торопливыми поцелуями, и слезы, прекратившиеся было, снова текут от радостного счастья. — Но войдите, — говорит, — с весельем под кров наш, к нашему очагу и утешьте с Психеей вашей ваши скорбные души.
8. Промолвив так, начинает она показывать и несметные богатства золотого дворца и обращает внимание их слуха на великое множество услужающих голосов, предлагает в их пользование и бани прекраснейшие, и роскошь невиданного стола, так что в глубине их душ, досыта насладившихся многочисленным скоплением подобных божественных вещей, пробуждается зависть.
