могилу, вместе с одним и тем же покойником были положены и сарматская, и гетская вещи, хотя каждое из древних племён имело свои, только ему присущие оружие, украшения и утварь. В чем дело?
Выйдя из гостеприимного дома учителя на улицу, я сразу же увидел, что на вершине холма уже была укреплена мачта, на которой развевался флаг нашей экспедиции. А надо вам сказать, что флаг поднимают лишь в тех местах, где экспедиция ведет работы постоянные, стационарные. Это, конечно, Георге уже постарался. Сразу поняв, на какой важный памятник древности мы наткнулись, он, как человек действия, не стал медлить.
Итак, флаг боканского отряда экспедиции был поднят. Однако, кроме флага да одного погребения, разрушенного колхозниками в карьере, ничего больше пока не было. А положение у меня создалось затруднительное. Дело в том, что на севере Молдавии, в Кодрах, мы вели раскопки древнего славянского городища. Работы там велись в большом масштабе, требовали предельного напряжения всех сил экспедиции, силы же эти были не слишком велики. У сотрудников экспедиции не хватало ни знаний, ни опыта. Это теперь они уже умелые археологи, работники Молдавской Академии наук, а тогда они ещё только учились в университете и, ведя раскопки, познавали азы. В этих условиях я ни одного человека не мог больше снять с раскопок городища, чтобы перебросить в Боканы. Ведь отъезд Георге и Володи и так увеличил громадную нагрузку оставшихся. Сам я тоже должен был оставаться на городище.
Итак, раскопки первого в Молдавии могильника эпохи великого переселения народов приходилось доверять двум студентам, из которых Георге всего четыре года работал в экспедиции, а Володя и того меньше. Кроме того, каждый из них, помимо достоинств, обладал ещё и существенными недостатками. Я долго не мог решить, кого же из них произвести в начальники отряда. В конце концов решил, что лучше, если будет начальником неторопливый Володя. Георге же, как более опытному, я присвоил весьма неопределённое, но почётное звание научного консультанта.
Георге вступил на свой пост с достоинством и явным удовольствием.
Воспользовавшись тем, что Володя принимал отрядное имущество — лопатки, приборы, палатки, вьючные ящики, я отозвал Георге в сторону.
— Послушай, Юра, — сказал я, — Володя очень добросовестный и хороший работник, но ты знаешь, как он медлителен. Ты должен обеспечить, чтобы работы велись оперативно, энергично. Я на тебя полагаюсь.
— А я вам говорю, Георгий Борисович, — отозвался Георге, как будто я с ним спорил, — я здесь такие разверну работы, что всем покойникам жарко станет!
Получив такие значительные, хотя и немного смутившие меня заверения, я пошёл к Володе и сказал ему:
— Володя! Помни, что ты начальник отряда. Юра все делает быстро и энергично, но он не всегда внимателен к деталям. А ты ведь знаешь, какое значение имеют при раскопках детали. Так вот: могильник должен быть раскопан по всем правилам, и отвечаешь за это ты.
Из главного лагеря экспедиции сразу же по приезде туда я отправил боканскому отряду необходимые им материалы. Отвез их Гармаш. Через несколько дней он вернулся с подробным письменным отчётом о работе отряда, который составили совместно Георге и Володя. Работы развёрнуты и идут полным ходом. Открыто ещё семь погребений, мужских и женских. В каждом погребении, как и в первом, встречаются и сарматские и гетские вещи.
Археологи, работавшие на городище, долго гадали вместе со мной: что же значит это странное сочетание? Но объяснений не находилось. Во всяком случае, раскопки продолжались, а пока что это было самое главное.
Вдруг, дней через десять после начала работ на могильнике, я получил срочную телеграмму из Бокан: «Могильник пропал тчк Работы остановлены тчк Что делать много тчк Георге тчк».
Таинственные слова «много тчк», конечно, должны были передать, ввиду отсутствия в телеграфной передаче восклицательных и вопросительных знаков, душевное смятение Георге. Однако это было все, что я понял. Как это: могильник пропал? Куда пропал? Ну и Георге…
Впрочем, раздумывать не приходилось: следовало немедленно выезжать в Боканы. Так я и поступил. Сдал дела на городище своему заместителю, показал Гармашу телеграмму Георге и добавил ему только одно:
— Семён Абрамович, сам понимаешь, как важно добраться поскорее.
— Будьте спокойны, — ответил невозмутимый Гармаш. — У нас будет все как в цирке. И даже лучше!
Гармаш не торопясь осмотрел машину, не торопясь вывел её на дорогу, разогнал, перевел рычаг на четвертую скорость. Машина рванулась вперёд.
Зная характер Гармаша, я вцепился в железный поручень на переднем щитке, чтобы не слишком больно ударяться о потолок и двери кабины.
Это было своевременно. Наша верная Коломбина летела по ночной Молдавии. Она то перепрыгивала через горбатые мостики, едва не делая сальто, то взлетала под самый купол звёздного неба, на вершину огромного скифского кургана, через который лежал просёлок, то ныряла вниз, к зелёному ковру долины, так что замирало дыхание, то чиркала лучами фар по крапчатой сетке леса. Передний и задний края тента хлопали, как бичи укротителя. Не хватало только аплодисментов, но в них мы, впрочем, меньше всего нуждались.
Через три часа наш «ГАЗ–63» пересек всю Молдавию, проделав путь в двести семьдесят километров, и затормозил у чёрных острых силуэтов палаток боканского отряда.
В отряде все спали. Я убедился в этом по храпу, несущемуся из жилой палатки. Войдя в неё, я зажёг фонарь. Володя, раскинувшись, спал на ящиках с находками, накрытых брезентом. Кровать же Георге, как всегда аккуратно заправленная, была, однако, пуста и даже не примята.
Разбудил Володю:
— А где Георге?
— На эмтээф, — сумрачно ответил ещё сонный Володя. — У него там много знакомых.
Из деликатности я не стал расспрашивать о подробностях.
Однако не успели мы с Володей развернуть находки и чертежи, как откуда–то появился и Георге. Вид у него был очень деловой. Правда, вслед за ним тихо вошёл в палатку и пристроился на ящиках Гармаш.
— Сначала покажите все находки, — сказал я, хотя мне и не терпелось узнать, что это за пропажа могильника.
Всего было вскрыто семь погребений: три мужских и четыре женских. Во всех случаях скелеты лежали на спине, с вытянутыми ногами и руками, головой на север или северо–запад. Остатков гробов, колод, кожаных или берестяных покровов, в которые завёртывали покойников, не обнаружили нигде. Мужские скелеты принадлежали рослым, сильным воинам. Фаланги пальцев их правых рук покоились на рукоятках длинных железных сарматских мечей. В ногах или возле головы стояли гетские горшки и кувшины.
В могилах с женскими погребениями встречались голубой и зелёный сарматский бисер, бронзовые круглые сарматские зеркала, гетская посуда, гетские пряжки и гетские же фигурные застёжки — фибулы.
Георге, усиленно обращавший моё внимание на каждую сарматскую вещь, с торжеством вытащил из ящика три человеческих черепа и сказал:
— Вот бинтовая деформация!
Правота Георге была очевидна: все три черепа отличались вытянутой яйцевидной формой. Черепа были деформированы искусственно. Грудному ребёнку с ещё не окрепшими костями бинтовали голову, и череп постепенно принимал вытянутую форму. Может быть, это отвечало эстетическим, а может быть, ритуальным воззрениям сарматов. Во всяком случае, искусственная деформация черепов хорошо прослежена у сарматов — например, в их погребениях того времени в Поволжье.
Володя, до того показывавший вещи молча, негромко сказал:
— Счет: три — четыре!
Георге сразу же вскипел:
— Ну и что же, что остальные четыре черепа не деформированы. Здесь все перемешано.
— В этом–то и дело! — отозвался Володя.
Мне тоже начинало казаться, что дело именно в этом. Но требовался ещё материал, чтобы делать
