Не открывать дверь, которая ведет в странное место и время, не призывать того, кто таится у порога, не взывать к холмам.
Не тревожить лягушек, особенно лягушек-быков, обитающих на болотах между домом и башней, не трогать ни светлячков, ни птиц козодоев, дабы не сломать его замки и не потревожить его стражей.
Не прикасаться к окну, не пытаться что-то в нем изменить.
Не продавать и не совершать иных сделок с наследственным имуществом, дабы не были потревожены остров и башня, а также окно — за исключением того случая, когда возникнет необходимость его уничтожить».
На документе стояла скопированная подпись: «Элайджа Финеас Биллингтон».
Дьюарт молча смотрел на эту короткую запись, по которой метались отсветы огня от камина, и чувствовал, как в нем поднимается новая волна острого любопытства. Почему прапрапрадедушка так беспокоился о башне — а речь, несомненно, шла о башне на острове — или о болотах и окне — разумеется, окне в кабинете?
Дьюарт взглянул на мозаичное окно. Что в нем такого? Почему оно вызывало такой интерес? Рисунок, конечно, любопытный — концентрические кольца, из центра которых выходят прямые лучи, и разноцветные кусочки стекла, обрамляющие большой круг, ярко сверкающий в лучах заходящего солнца. Продолжая разглядывать окно, Дьюарт заметил одно странное явление: казалось, что маленькие стекла как будто двигаются и даже вращаются, а прямые лучи слегка подрагивают и изгибаются. Еще немного, и на стекле начало появляться изображение — то ли чей-то портрет, то ли какая-то сцена. Дьюарт крепко зажмурился и потряс головой, затем открыл глаза и взглянул снова. Окно как окно, ничего странного. И все же эта мимолетная галлюцинация была такой яркой, что Дьюарт не сомневался — он либо заработался, либо у него закружилась голова, либо он выпил слишком много кофе; а может быть, и все вместе, поскольку он относился к тем кофеманам, что способны выпить целый кофейник — при этом без молока, но с большим количеством сахара.
Отложив документ, Дьюарт отнес кофейник на кухню. Вернувшись, вновь взглянул на мозаичное окно. Смеркалось, и в кабинете становилось все темнее; солнце опускалось за вершины деревьев, и в его закатных лучах разделенные тонкими свинцовыми пластинами кусочки стекла отливали всеми оттенками золота и меди. И тогда Дьюарт подумал, что, скорее всего, его обманула игра света, столь переменчивого в этот закатный час. Он опустил глаза и спокойно занялся своими делами, то есть убрал инструкции обратно в конверт, после чего вернулся к письмам и документам, которые еще предстояло разложить по ящикам.
Так он провел время сумерек.
Закончив эту довольно нудную работу, он потушил лампу в кабинете и вместо нее зажег настенную лампу на кухне. Он намеревался немного прогуляться, ибо вечер выдался тихий и теплый; над травой стелилась легкая дымка — видимо, где-то в районе Аркхема жгли траву или кусты; на западе тихо сияла бледная луна. Дьюарт направился к выходу из дома; проходя кабинет, он случайно взглянул на окно.
То, что он увидел, заставило его замереть на месте. То ли игра лунного света, то ли расположение цветных стекол было тому причиной, только на стекле совершенно явственно проступили очертания причудливой, искривленной головы. Дьюарт смотрел на нее во все глаза — вот четко видны глаза или глазницы, что-то очень похожее на рот и огромный выпуклый лоб, однако на этом сходство с человеческой головой заканчивалось, поскольку под ней вместо шеи виднелись смутные очертания каких-то ужасных щупалец. На этот раз зажмуривание глаз и трясение головой не помогло: жуткий рисунок не исчез. «Сначала солнце, теперь луна», — подумал Дьюарт и внезапно понял, что его прапрапрадедушка создавал в кабинете мозаичное окно именно для этой цели.
Однако решив, что данного объяснения ему недостаточно, он поставил стул на расположенные под окном книжные полки, перебрался с него на большой книжный шкаф, оказавшись почти вровень с окном, и принялся тщательно исследовать каждое стеклышко. Но едва он углубился в это занятие, как окно внезапно ожило, словно лунный свет превратился в ведьмин огонь, и его призрачные очертания начали жить какой- то своей, пугающей жизнью.
Однако эта иллюзия исчезла столь же внезапно, как и появилась, а Дьюарт, дрожащий, но исполненный решимости, так и стоял перед центральным кругом окна, сделанным, к счастью, из бесцветного стекла; прямо на него смотрела луна, а между стеклом и луной, на фоне высоких и темных деревьев зловеще белела башня, торчащая посреди небольшой ложбины. Дьюарт посмотрел вдаль. Это ему от усталости мерещится или возле башни действительно мечутся какие-то тени — причем мечутся не у подножия, поскольку его не видно, а на уровне конической крыши? Дьюарт тряхнул головой; наверное, это в лунном свете поблескивают испарения, поднимающиеся с болот.
И все же он был встревожен. Спустившись со шкафа, он отошел к порогу кабинета. Оглянулся на окно. Сквозь стекло струился бледный свет — не более; постепенно свет исчез совсем. Луна скрылась за тучей, и Дьюарт вздохнул с облегчением. Нет, все-таки события этого вечера его сильно расстроили; видимо, всему виной эти непонятные прапрапрадедушкины инструкции, вызвавшие у него искаженное восприятие действительности.
Дьюарт все же отправился на прогулку, как и планировал; однако из-за темноты он пошел не в лес, а по дороге, ведущей на Эйлсбери-Пайк. Странное у него было ощущение — он никак не мог избавиться от мысли, что за ним следят, поэтому поминутно оглядывался по сторонам, пытаясь среди темных деревьев разглядеть тень животного или его горящие глаза. Но никого не увидел. В небе ярко сияли звезды, луна скрылась за деревьями.
Дьюарт шел в сторону Эйлсбери-Пайк. Странно, но вид и звук проносившихся по шоссе машин действовал успокаивающе. Почему-то ему стало очень одиноко, и он подумал о том, чтобы пригласить к себе на пару недель своего кузена, Стивена Бейтса. Дьюарт остановился и бросил взгляд в сторону Данвича, над которым виднелось светло-оранжевое свечение и слышались какие-то крики, похожие на крики ужаса. Он подумал о том, что, наверное, загорелась одна из лачуг, и смотрел в ту сторону до тех пор, пока свечение не угасло. Затем повернулся и пошел назад, к своему дому.
Ночью Дьюарт проснулся в полной уверенности, что на него кто-то смотрит и что этот взгляд отнюдь не враждебен. Он снова уснул, а когда утром проснулся, то чувствовал себя невероятно усталым, словно не спал вовсе, а всю ночь провел на ногах. Одежда, которую он перед сном аккуратно сложил на стуле, была измята, хотя он не помнил, чтобы ночью вставал и одевался.
Несмотря на отсутствие электричества, Дьюарт мог пользоваться радио, изредка — в целях экономии батареек — включая маленький транзисторный приемник, чтобы послушать музыку и выпуски новостей, особенно утренних, когда повторялись репортажи из Британской империи, предваряемые звоном Биг-Бена, что вызывало у него легкую ностальгию — Дьюарт вспоминал Лондон с его желтыми туманами, старинными зданиями, тротуарами и живописными улицами. В этот раз, когда Дьюарт включил радио, чтобы, как обычно, послушать Лондон, работала радиостанция Бостона, которая передавала текущие новости о событиях штата. Дьюарт включился как раз на середине репортажа из области криминальной хроники, которую обычно пропускал мимо ушей.
«…Труп обнаружен около часа назад. Личность погибшего не установлена; предполагают, что это деревенский житель. Вскрытия еще не проводилось. Тело изуродовано до неузнаваемости; создается впечатление, что его много часов било волнами о скалы. Впрочем, поскольку труп был обнаружен на берегу и в сухой одежде, высказываются предположения, что человек погиб на суше. На теле остались следы от ударов или падения с высоты, возможно, что его сбросили с самолета. По замечанию одного из судмедэкспертов, данное преступление напоминает серию убийств, совершенных в этом районе более ста лет назад».
По-видимому, это было последним сообщением местного радио, поскольку сразу после него зазвучали позывные Лондона и начали повторять британские новости, ретранслируемые через Нью-Йорк. Сообщение об убийстве произвело на Дьюарта крайне неприятное впечатление; как правило, подобные вещи его не интересовали, однако на этот раз он насторожился: уж очень это преступление напоминало
