Банкир в XX веке. Мемуары

деятельности филантропических фондов, внес дополнительные осложнения в наши дискуссии. В этом законе содержались серьезные запреты на внутренние сделки, осуществляемые попечителями фондов, причем большинство из этих запретов имело разумный характер. Однако Джон, игравший важную роль в подготовке закона по налоговой реформе, когда он проходил через Конгресс, настаивал на том, что в Конгрессе имелась серьезная поддержка дополнительного законодательства, которое вообще положит конец фондам. Согласно доводам Джона, поскольку такое законодательство предусматривало, что доноры должны начать отказываться от контроля над своими фондами, мы в Фонде братьев Рокфеллеров должны дать этому пример, добровольно уменьшив контроль над Фондом со стороны семьи.

Для достижения этой цели Джон хотел ввести дополнительных внешних директоров, с тем, чтобы в правлении члены семьи были в меньшинстве. С моей точки зрения, позиция Джона ставила под удар основную посылку, на основании которой был создан Фонд. Именно из-за наших общих интересов в отношении социальных, экономических и политических вопросов дня Фонд и стал одним из наиболее уважаемых в стране фондов. Уменьшение роли братьев с целью умиротворения временного политического большинства в Вашингтоне, по моему мнению, было бы большой ошибкой. Однако мои аргументы не смогли убедить Джона.

Покровительственные манеры Джона, а также принятая им для себя посылка, что он выступает с высоких моральных позиций, делали этот вопрос предметом еще большего раздора. Хотя идеи и манеры Джона раздражали и Лоранса, и меня, Нельсон, вновь вошедший в правление Фонда в начале 1977 года после почти двадцатилетнего отсутствия, был буквально взбешен ими. Нельсон обвинил Джона в том, что он пытается осуществить «раздачу» Фонда точно так же, как он ранее позволил влиянию семьи сначала уменьшиться, а затем и исчезнуть вообще в Рокфеллеровском фонде.

Хотя я был готов пойти на определенные уступки Джону в интересах мира и согласия, настроение Нельсона было совсем иным. Не вызывало сомнений, что снисходительное отношение Нельсона к Джону всегда вызывало раздражение последнего, однако до этого момента их разногласия никогда не перерастали в открытую вражду. В прошлом обычно Джон уступал Нельсону, врожденные политические инстинкты которого всегда останавливали его, прежде чем он заходил слишком далеко в давлении на своего старшего брата. Однако в данном случае ситуация была иной.

Симпатия Джона в отношении «кузенов и кузин» и тех взглядов, которые они высказали написавшим книгу Кольеру и Горовицу⁵¹, вбила клин еще глубже. Нельсон был в ярости по поводу того, что он считал актом предательства со стороны «кузенов и кузин». Зачем беспокоиться о спасении Фонда, если мы просто передадим его молодому поколению, публично чернящему семью и приверженному идеалам, которые Нельсон считал абсолютно неприемлемыми? Решение, предлагавшееся Нельсоном, заключалось в том, чтобы распределить все средства Фонда братьев Рокфеллеров между небольшой группой организаций, которые были для братьев наиболее важными. Если этого достичь не удастся, Нельсон хотел восстановить существовавшее ранее доминирующее положение братьев в отношении программы Фонда и управления им.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

С начала 1977 года дискуссии на встречах Фонда становились все более ожесточенными. Раздраженные перепалки между Нельсоном и Джоном нарастали, а Лоранс иногда оставлял свою роль председателя для того, чтобы ввязаться в драку. Было бы уже достаточно неприятно, если бы такие семейные стычки происходили приватно, но эти некрасивые сцены видели и внешние попечители, включая лауреата Нобелевской премии из Рокфеллеровского университета Джеральда Эдельмана; бывшего председателя Федеральной резервной системы Уильяма МакЧесни Мартина и бывшего министра здравоохранения, образования и социального обеспечения Джона Гарднера.

Бои начались через несколько дней после возвращения Нельсона в комнату 5600, когда он заявил семье, что хочет стать председателем правления ФоБР. Ранее Нельсон был главой Фонда в течение короткого времени в 1956 и 1957 годах, придя на смену Джону, который занимал это положение в течение 15 лет. Теперь, после возвращения Нельсона, Лоране настаивал, что готов отойти в сторону, поскольку, как он выразился, только «заменял Нельсона на протяжении предшествующих двадцати лет». Джон немедленно возразил, заявив, что теперь «пришла моя очередь становиться председателем». Я отказался занять этот пост, ссылаясь на многочисленные обязанности в «Чейз бэнк» на протяжении последних лет работы. Лоранс неохотно согласился остаться председателем до тех пор, пока через четыре года я не уйду из банка в отставку.

Не сломленный этой неудачей, Нельсон продолжал проталкивать свой план по захвату контроля над ФоБР. На заседании Комитета по номинации в марте 1977 года Нельсон предложил ввести в число членов совета Нэнси Хэнке, бывшего директора Национального художественного фонда, и Генри Киссинджера. Ряд попечителей, включая брата Джона, сомневались относительно их независимости в качестве попечителей из-за длительных связей с Нельсоном. С другой стороны, было трудно отрицать их выдающиеся способности, и в результате оба кандидата были избраны.

Нельсон также предложил, чтобы Фонд вернулся к той роли, которую он играл в начале своего существования, служа проводником поддержки личных филантропических усилий братьев, а все другие попечители - как «кузены и кузины», так и те, кто не был членами семьи, должны были быть только советниками. Оскорбительная идея Нельсона, конечно, была «непроходимой», однако этим предложением был особенно оскорблен Джон Гарднер.

Гарднер попросил о приватной встрече с Лорансом и со мной, и мы встретились в моем кабинете в комнате 5600. Гарднер прямо-таки кипел от негодования в связи с предложением Нельсона, указывая, что по законам штата Нью-Йорк каждый попечитель Фонда, зарегистрированного как юридическое лицо, несет одинаковую юридическую и фидуциарную ответственность; голос внешнего попечителя никогда не может иметь меньший вес, чем голос одного из братьев. Я полностью согласился с Гарднером и сказал ему об этом. Однако, к моему немалому удивлению, Лоране горячо защищал позицию Нельсона и нападал на Гарднера, ставя под сомнение как его мотивы, так и его личную порядочность. Явно раздраженный тирадой Лоранса, Гарднер повернулся и вышел из комнаты.

Через несколько дней Гарднер вышел из состава правления Фонда, и вскоре после этого в «Нью-Йорк таймс» появилась статья, в которой подробно говорилось о противоречиях в Фонде. Я убежден, что Гарднер сыграл роль в утечке информации, давшей основу для этой статьи, и в том, что он обрисовал ситуацию с упором на неэтичное поведение Нельсона. Сильная реакция Гарднера на махинации Нельсона и тираду Лоранса, конечно, была понятной, однако у предложения Нельсона не было никакого шанса быть принятым. Именно поэтому я был очень расстроен, что Джон Гарднер позволил всему этому стать достоянием гласности. Отрицательное освещение в глазах общественности сказывалось на репутации ФоБР еще в течение какого-то времени.

Но Нельсон, всегда сильный в атаке, отказался отпустить поводья. Еще одна бомба взорвалась на заседании правления в июне 1977 года, когда он предложил, чтобы ФоБР предоставил субсидию на сумму в 3 млн. долл. для гарантирования строительства нового колледжа остеопатии при Нью-Йоркском технологическом институте на Лонг-Айленд; это предложение было подсказано ему доктором Кеннетом Райлендом.

Доктор Райленд лечил Нельсона в течение многих лет и стал его доверенным другом и неотъемлемой составной частью свиты Нельсона, путешествуя с моим братом, куда бы тот ни направлялся вместе со своим портативным столиком для процедур. При посещении Нельсона в Кикуите не было чем-то необычным найти его на столе доктора Райленда для остеопатических процедур, когда Райленд разминал ему суставы и поворачивал и оттягивал его руки и ноги всяческими явно неудобными способами.

По рекомендации Нельсона Бэбс и Лоране также пользовались услугами доктора Райленда и тоже молились на него.

Предложение Нельсона вызвало сильно отрицательную реакцию со стороны других попечителей,