современному искусству - потребовало гораздо больше времени. По существу, настоящий интерес к музею появился, лишь когда меня попросили заменить мать в правлении музея.
Конечно же, у меня было «место в первом ряду» и во время создания музея в конце 1920-х годов. Многие из встреч, посвященных его планированию, проводились в нашем доме на 54-й Вест-стрит, и именно здесь я впервые встретился с Лилли Блисс и Мэри Куинн Салливан, которые разделяли решимость матери создать музей, где работы более молодых, более новаторских художников могли быть показаны широкой публике. В этих встречах, часто долгих и утомительных, участвовали также несколько известных бизнесменов и крупных коллекционеров, заинтересовавшихся идеями трех дам. Я помню, как отец с нетерпением ожидал окончания таких встреч.
После того как мать и ее окружение решили создать новый музей, было необходимо найти директора. Профессор Поль Сакс, глава Музея Фогга в Гарварде, рекомендовал Альфреда Барра, молодого историка искусств, который преподавал в Уэллсли73, где он создал первый университетский курс по современному искусству. Выбор Барра был связан и с риском, и с надеждами. В то время ему едва исполнилось тридцать лет, он был ученым и эстетом с широким кругом знакомств среди европейских и американских художников, включая Пабло Пикассо и Анри Матисса - двух величайших художников XX века. На протяжении последующих сорока лет Альфред создал коллекцию МСИ, состоящую из не имеющих себе равных шедевров современного искусства, и способствовал формированию как вкусов, так и предубеждений в мире искусства и среди публики вообще.
НЕЛЬСОН ПРИНИМАЕТ КОМАНДОВАНИЕ
В пределах года после окончания Дартмутского университета в 1930 году Нельсон погрузился в деятельность МСИ. Вместе с несколькими своими яркими и энергичными друзьями он вошел в Консультативный комитет юниоров, созданный для привлечения в музей молодых людей. Нельсон и его современники были порывистыми энтузиастами, настаивавшими на том, что художники, работавшие в более абстрактном стиле, должны занимать видное место на выставках и программах музея. Это привело их в конфликт со старшими, менее склонными к риску попечителями, которых устраивали выставки в более обычном стиле, что породило дебаты, бушующие вплоть до сегодняшнего дня, относительно уместных границ «современного» искусства, становящегося по художественной форме все более радикальным.
В 1930-е годы эти споры бушевали при сопоставлении классических работ Дега и Моне, с одной стороны, и вызывавших более противоречивые чувства произведений Эрнста, Мондриана, де Кирико и Клее - с другой1. Сегодня в центре этих споров - связь между этими более старыми художниками и представителями искусства сегодняшнего дня с их иногда шокирующе-откровенными, а иногда и ставящими в тупик нерепрезентативными произведениями. Традиционный взгляд, что искусство должно быть прекрасно, кажется несущественным для многих современных художников.
Даже в начале 1930-х годов все знали, что Нельсон хочет стать президентом МСИ (не говоря о желании стать президентом Соединенных Штатов), однако он не хотел слишком активно добиваться этого положения до тех пор, пока все еще активную роль играла мать. Оказалось, что его неожиданным союзником стал отец, которому откровенно не нравилось современное искусство и который возражал против активной роли, которую мать играла в «ее» музее. На протяжении первых лет существования музея мать была казначеем и первым вице-президентом; однако под давлением отца она отказалась от поста президента, когда этот пост был ей предложен. Наконец, в 1936 году отец воспользовался тем, что у матери участились проблемы с сердцем, и смог убедить ее вообще отказаться от всех официальных постов. Это создало возможности для Нельсона. Он заменил мать в качестве первого вице-президента и казначея, а в 1939 году, сразу же по завершении строительства здания МСИ, был избран президентом.
Нельсон был восторженным коллекционером современного искусства и искусства сегодняшнего дня. Он быстро находил достоинства в противоречивых формах искусства, на которые приходилась большая часть его приобретений. Его любимым занятием на протяжение большей части его жизни было пролистывание каталога аукционов, когда он тщательно отмечал предметы, ради которых планировал участвовать в торгах. Энтузиазм Нельсона и его готовность идти на риск позволили ему способствовать тому, что МСИ стал учреждением, находящимся действительно на переднем крае, каким и хотела видеть его мать.
Партнером Нельсона в этом деле, буквально его вторым «я», был Рене д'Арнонкур, ставший директором МСИ в 1949 году. Рене был человеком огромного роста - почти двухметровым «медведем». Химик по образованию, после эмиграции в Мексику в 1920-х годах он стал специалистом по искусству доколумбова периода. Рене был обаятельным и хорошо образованным человеком и буквально кипел идеями. Нельсон и Рене собрали поразительную коллекцию примитивного искусства из Африки, Океании, а также Центральной и Южной Америки и выставили ее в Музее примитивного искусства, созданном Нельсоном в 1954 году; этот музей находился непосредственно к западу от МСИ. Именно эту коллекцию Нельсон передал в качестве дара Музею «Метрополитен» в память о своем сыне Майкле.
Партнерство между Нельсоном и Рене преобразовало МСИ, сделав его более доступным для широкой публики и направив его по новым и все более смелым путям.
После смерти матери в 1948 году мне оказали честь, попросив занять ее место в правлении. Я был несколько испуган связанной с этим ответственностью и тем, что я к этому не был готов. После того как в 1932 году я покинул дом, направившись в Гарвард, у меня было немного прямых контактов с музеем, помимо эпизодического посещения выставок. Я ясно отдавал себе отчет, с чем было связано вхождение в состав совета, где мой старший брат является динамичным президентом, и понимал, что для меня было бы лучше всего сначала хорошенько узнать, как натянуты «канаты вокруг ринга», прежде чем вступать на него и попытаться играть какую-то более активную роль в делах МСИ.
Одно из дел, к которому я проявил интерес, касалось незавершенного сада вдоль 54-й улицы, где находился дом, в котором я провел свое детство и который был снесен отцом в конце 1930-х годов, после того, как они с матерью переехали в квартиру на Парк-авеню. В 1949 году я пожертвовал средства для проектирования и строительства Сада скульптур. По моей просьбе Филип Джонсон, архитектурные таланты которого были уже широко признаны, согласился взять на себя этот заказ, и сад быстро стал одним из любимых мест рядом с МСИ. Это было хорошим началом моего активного участия в делах музея.
В ОКРУЖЕНИИ МУЖЧИН В КРАСНЫХ ШИНЕЛЯХ
Часть моего ознакомления с «канатами вокруг ринга» МСИ включала расширение знаний об искусстве и умения разбираться в нем. Нам с Пегги повезло в том, что мы нашли замечательного ментора в лице Альфреда Барра.
Я познакомился с Альфредом через мать. Его страсть к орнитологии и моя страсть к энтомологии явились тем общим звеном, которое связало нас через мир естественной истории. После того как я стал членом правления МСИ, он стал для меня и Пегги близким другом, будучи как бы мостом между нами и созданным матерью музеем. На протяжении долгих лет мы сталкивались и со многими другими людьми, помогавшими нам в выборе картин для нашей коллекции, но Альфред оказал самое сильное влияние.
Когда мы только что поженились, мой доход был строго ограниченным, и точно так же была ограничена наша возможность покупки произведений искусства. Мы использовали те небольшие средства, которыми располагали, чтобы купить несколько картин, служивших в качестве настенных украшений. Почти все работы, которые мы вывесили в наших первых домах, были подарками матери, включая несколько акварельных пейзажей Франции и Италии работы Артура Б. Дэвиса, которого мать открыла на раннем этапе его карьеры. Мать также подарила нам большой и красивый пейзаж работы Джорджа Иннеса, который нам нравился. Однако в основном наши стены были заполнены гравюрами: полный лист гравюр с изображением реки Гудзон; несколько работ Джона Джеймса Одюбона, не включавших, правда, его самые
