надлежало заехать за маркизой в 8 час.
Я был ошеломлен и нервно ответил, что у меня с собой нет вечерних туалетов и я, вероятно, не смогу прийти, на что маркиза ответила с достаточным напором, что речь шла о королевском предложении и отказаться я не могу. Я пробормотал что-то в смысле того, что я посмотрю, что смогу сделать, и повесил трубку, смотря в оцепенении на своего друга Уина, который приглашен не был.
К счастью, моя тетушка Люси была в городе, и я в отчаянии позвонил ей. Она сказала, что речь шла о замечательной возможности, и я должен пойти. Далее она сказала, что следует обратиться к консьержу по поводу аренды вечерних туалетов и распорядиться, чтобы гостиница заказала «Даймлер» с шофером в ливрее, на котором мне надо было заехать за леди Кру. День был загублен, однако я последовал инструкциям и приехал вовремя, чтобы взять маркизу, но когда я появился в Крухаусе, ее большом доме в районе Мэйфэар, я узнал, что нужно ехать с ней в ее «Роллс-Ройсе». Мой «Даймлер» может поехать следом.
Дворец Сент-Джеймс представляет собой каменное строение XVI века, находящееся в конце улицы Сент-Джеймс и выходящее на Грин-парк и улицу Пэл-Мэл. В течение веков дворец служил резиденцией для старших членов королевской семьи. По прибытии нас приветствовали гвардейцы Колдстримского полка, вытянувшиеся по стойке смирно в красных куртках и высоких бобровых киверах - впечатляющее начало для вечера.
Мы вошли во дворец и пошли по длинным коридорам с панелями из темного дерева. В то время как мы медленно шли вперед по направлению к гигантской гостиной, где нас должны были вместе представить, со стен на нас смотрели короли и королевы династии Стюартов и Ганноверской династии.
Я был принят с необыкновенной обходительностью герцогом и герцогиней Йоркскими, которые немало постарались, чтобы я чувствовал себя удобно. Однако светский разговор с 17-летним молодым человеком -американцем был для них нелегкой задачей, а беседа была трудной и для меня. Леди Кру представила меня другим «королевским особам», приглашенным на этот вечер, и огромному числу герцогов, виконтов и графинь. Единственной моей соотечественницей была леди Нэнси Астор, жена лорда Уолдорфа Астора, сама являвшаяся виконтессой. Леди Астор, первая женщина, когда-либо избранная в Палату общин, была необыкновенно интеллектуальной, лидером печально известной Кливденской группы, которая позже была обвинена в пронемецких симпатиях10. Она также делала все от нее зависящее, чтобы я чувствовал себя легко, однако после нескольких напряженных пауз леди Кру подхватила меня, чтобы я познакомился с ее братом, лордом Роузберри, отец которого был премьер-министром в 1890-х годах.
Прежде чем я уехал - один, в своем взятом напрокат «Даймлере», - лорд Роузберри пригласил меня и двух моих друзей посетить его в замке на севере Англии. Этот визит дал мне первое представление об условностях жизни английского сельского поместья с его иерархией слуг, возглавляемых напоминающим Дживса 11 дворецким, который распаковал наши седельные мешки, наполненные грязным бельем, с таким видом, как будто мы были британскими королевскими особами.
Путешествие на велосипеде было замечательным приключением, совершенно не похожим на короткое и неожиданное представление королевской семье. Мы проехали значительную часть Британии, от Корнуэлла на юго-востоке до гористых Хайлэндс в Северной Шотландии, останавливаясь по дороге главным образом в небольших тавернах. Мы чередовали несколько дней езды на велосипеде с поездками на поезде в следующее место, которое мы хотели посетить. В те дни это было просто, поскольку поезда ходили без соблюдения особых формальностей. Надо было купить один билет на пассажирское место, и другой - на велосипед. Когда поезд приходил на станцию, нужно было поставить велосипед в багажный вагон и найти место в пассажирском вагоне. Никаких формальностей не было, никто даже и не думал о том, что велосипед могут украсть.
У нас не было никаких рекомендательных писем, и чтобы находить недорогие гостиницы, мы ориентировались на туристические справочники. В Шотландии мы навестили Дональда Барроу, нашего товарища по школе Линкольна; его отец работал управляющим в замке Скибо - имении Эндрю Карнеги, находящемся около северной оконечности Шотландии. Хозяйка, принимавшая нас, госпожа Карнеги, вдова великого промышленника и филантропа, была подругой моих родителей и бабушки.
Всего мы проехали на велосипедах около шестисот миль и покрыли значительно большее расстояние на поезде. Я многому научился, находясь далеко от Рокфеллеровского центра и от проблем отца, все это наполнило меня чувством любви и симпатии к Соединенному Королевству и подготовило к первому году студенческой жизни в Гарварде.
ГЛАВА 6
ГАРВАРД
Мать оказала сильное влияние на мой выбор колледжа для продолжения образования. Отец умышленно избегал говорить о своих предпочтениях с сыновьями, считая, что этот выбор должен быть сделан только нами, и он не хотел никак влиять на наше решение. Результатом было то, что, к его разочарованию, ни один из нас не выбрал Университет Брауна, который был его «альма-матер». Мать, со своей стороны, хотела, чтобы кто-то из нас пошел учиться в Гарвард. Ее любимый брат Уинтроп Олдрич был человеком Гарварда, и она надеялась, что один из нас последует по его стопам. Мои братья учились в других колледжах, поэтому я был ее последней надеждой. И хотя она не оказывала на меня никакого явного давления, ее спокойное убеждение сильно на меня повлияло.
Хотя я поступил в колледж в 17 лет, это не было результатом моих необычайных достижений в учебе. Я поступил в первый класс в школе Линкольна в возрасте пяти лет, на год раньше, чем большинство других детей, поскольку все мои братья уже учились в школе, и я не хотел оставаться дома один. Сильный упор школы Линкольна на индивидуальную работу позволил мне не отставать, и я окончил школу, когда мне было 16. Что школа Линкольна не дала мне, так это привычки к систематической работе, и, кроме того, школа недостаточно научила меня читать и грамотно писать, хотя дислексия, которой я страдал, конечно, также сыграла в этом свою роль. Это обстоятельство сделало первый год моего обучения в Гарварде довольно-таки трудным, однако я смог в среднем получить отметку «хорошо», прилежно отдавая себя учебе. В академическом плане этот год не представлял для меня серьезных трудностей.
ЗАТРУДНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОМ ПЛАНЕ
Оказалось, что я уязвим именно в социальном плане. Я не только был на год моложе, чем большинство моих однокурсников, но из-за того, что я вырос в защищенной среде, был неопытным и неумелым в общении со своими сверстниками. Мои братья в значительной степени игнорировали меня, поэтому большая часть моей жизни проходила со взрослыми. По существу, я ощущал себя гораздо более комфортно, разговаривая с общественными деятелями или знаменитыми художниками, чем со своими сверстниками.
Я поступил в Гарвард вместе с 1100 другими молодыми людьми, из которых только двое были моими коллегами по школе Линкольна, причем ни один из них не был моим близким другом. Я жил в комнате на четвертом этаже Тайер-холла, старейшего общежития для первокурсников на Гарвард Ярде, и столовался в
