– Кого ночь принесла?
– Кого ждали, того и принесла, – проворчал Назарий. – Открывай, Кирюта!
Кирюта оказался дряхлым старикашкой – должно быть, из прежних сподвижников Назария и Августа – и кутался в просторный балахон с накинутым капюшоном. Когда он посторонился, впуская пришельцев, и поднял лампу повыше, Туран увидел под седыми патлами на лбу татуировку, но что там было изображено, не разобрал.
Они прошли через узкий коридорчик, заваленный всяким вонючим хламом; дальше была комната, где Кирюта ухватился за лежащий в углу фанерный лист, поверх которого валялось всякое тряпье. Потянул. Ничего у него не вышло – тогда старик отставил лампу и взялся за лист обеими руками. Север кивнул напарнику, тот помог, и вдвоем они оттянули фанеру в сторону. Под ней скрывалась широкая дыра.
– Нам туда, – пояснил Назарий.
Ковшня взял лампу Кирюты, у Севера нашелся фонарик. Туран заглянул в дыру – вниз уводили грубо вырезанные земляные ступени.
– Обо мне в старые времена говорили, что я знаю весь Херсон-Град сверху донизу, – пробормотал Назарий, спускаясь в подземелье. – Донизу!
Узкий лаз вел на глубину примерно в два человеческих роста, дальше шла тесная галерея. Стены казались гладкими, зализанными и отсвечивали красным – Туран быстро понял, что это глина. Проход был низковат, и рослому Назарию приходилось горбиться. Конца галереи видно не было, свет лампы и фонарика терялся в темноте. Иногда лаз проходил через стены, в древней кирпичной кладке были прорублены дыры. Попадались сырые подвалы с плесенью на стенах. Все было давным-давно брошено, подземельями никто не пользовался. А плесени было много – и в конце концов Белорус сказал, что слишком уж это похоже на некроз.
– Под землю некроз не проникает, – возразил Назарий, – тихо здесь, спокойно. А плесень эта – самая обычная.
Галерея опускалась все ниже. Стали попадаться ответвления, перекрестки, кое-где потолок был укреплен стояками и перекладинами. Чувствовалось, что эта часть обитаема. Свод был закопчен – здесь частенько ходили с факелами.
Ковшня уверенно выбирал направление, сворачивал, и вскоре стало понятно, что без проводника отсюда не выбраться. Назарий приободрился, плечи распрямились, говорил он теперь громче, увереннее. Несколько раз пояснял, что они уже достигли такого-то и такого-то места в Херсон-Граде, прошли центр, и башня управителя осталась позади. Старик напоминал фермера, который с удовольствием показывает гостям, как все устроено в его хозяйстве.
Шагали они вроде и недолго, но Турану уже начало казаться, что он под землей целую вечность, а Белорус стал жаловаться, что ему душно.
– Думал, хуже, чем в небе летать, не бывает. Не-е-ет, поднимите Тима Белоруса к облакам, и ему легче станет, чем в этом подземелье затхлом. Воздуха здесь мало, что ли?
– Шагай, человече, не робей, – бросил через плечо Назарий. – Это с непривычки так кажется, на самом деле воздух здесь имеется в избытке, всем дышать хватает… всем, кто живым сюда попал.
– Живым? Это ты о чем, дед?
– А мертвяков под землей всегда больше, нежели живых. Только им воздух не требуется. Ну вот, пришли.
Галерея сделалась шире и выше, стены были выложены обожженными кирпичами, и впереди Туран увидел арку. Высокую, из тесаного камня. Из нее лился яркий свет. Назарий шагнул в арку, и его силуэт будто растворился в ясном желтом сиянии. Остальные прошли за стариком и оказались в зале с высоким сводом. Несколько больших ламп освещали подземелье.
Стены были аккуратно выбелены и покрыты фресками – распятый мутант наподобие тех, что любят изображать монахи Ордена Чистоты, только здесь он не выглядел отталкивающим злобным чудищем, взгляд его, устремленный ввысь, был наполнен печалью. В центре зала стояли трое в просторных балахонах. С украшенным фресками залом гармонировали бы чистые белые одежды, но у них накидки были перемазаны грязью, красной глиной, запятнаны плесенью и прилипшими клоками паутины. Хотя это, наверное, неудивительно для того, кто проводит жизнь под землей.
Двое из встречающих были людьми, а третий наверняка мутант: необычно длинные руки с широкими ладонями, горб, цепочка наростов, пересекающих лоб, уходящих от переносицы через темя к позвоночнику. Шишка, расположенная между здоровенных надбровных дуг, была украшена татуировкой. Такую же – широко раскрытый глаз – имели и двое людей.
– Крабодиане, задави меня мутант! – удивился Белорус.
– Истинно так, – склонил голову один человек. – Мир вам, гости. Мир тебе, друг Назарий.
– Это чего же, крабодианское капище?
– Будь повежливей, человече, – попросил Ковшня. – Здесь храм. Волею богопротивного Ордена Чистоты загнаны ревнители истинной веры под землю, в херсонские катакомбы, здесь и ведут жизнь праведную. Меня, гонимого, приютили, и вашими проводниками станут.
– Крабодиане! Надо же! – Тим с удивлением огляделся.
Туран слыхал об этой секте, но только в общих чертах, без подробностей. Тем любопытней ему было оказаться в подземном святилище.
– Чем же ты крабодианам платишь за помощь? – спросил Север.
– Вам такую же плату внести потребно будет. – В подземном святилище речь Назария изменилась, он явно подделывался под говор хозяев, вставлял всякие обороты, какие в ходу у людей, приверженных религии.
– Это какую же плату? Мутантов возлюбить? Или, чего доброго, мутанток? – Белорус ляпнул и тут же сам пожалел: татуированные крабодиане уставились на него с неодобрением.
– Придержи язык, человече, – укоризненно сказал Ковшня. – Я преклоняю слух к проповедям крабодиан, тем и любезен им. Вам то же сделать – невелика плата, а? В пути узнаешь о вере крабодианской, только и всего. Больше крабодианам ничего не нужно – слушали бы их, да хотя бы пытались понять. Верить и соглашаться не обязательно, лишь слушать со вниманием и после вдуматься.
– Истинно так, – подтвердил татуированный.
– Тогда не будем терять время, – кивнул Север. – Ведите нас.
Крабодиане переглянулись, обменявшись кивками, жестами пригласили следовать за ними. Из зала вело несколько ходов, татуированные выбрали нужный им. Каждый взял лампу, двое возглавили шествие, третий пристроился за Тураном. Отсветы его лампы плясали по сводам галереи, отчего тени извивались, будто в танце. Туран несколько раз оглядывался, крабодианин ободряюще улыбался ему.
Подземный лабиринт сделался более сложным, галерея то и дело пересекалась с другими, и тишина ушла – то тут, то там раздавались шорохи, стуки, скрежет и треск. Иногда ход поднимался, иногда вел вниз, кое-где за стенами шла работа: гудели моторы, дрожь передавалась сводам, сыпалась пыль и кусочки мха, пятнающего красноватую глинистую почву. Изредка встречались просторные пещеры с укрепленными сводами. В таких местах и шуму побольше было – похоже, работают подземные мастерские. Любопытно была устроена жизнь сектантов, но сейчас Туран думал о другом – представлял себе, как пройдет вылазка в лагере гетманов. Пытался припомнить, что было видно с «Крафта», прикидывал, с чем придется столкнуться на поверхности.
Показался дрожащий огонек, движущийся навстречу. Проводник крабодианин, шагавший первым, не выказал беспокойства, значит, все было в порядке и тот, кто движется по галерее, не угрожает путникам. Вот он приблизился, прижался к стене, чтобы освободить проход, и путники один за другим протиснулись мимо. Туран разглядел крепко сбитую сутулую фигуру в балахоне. Из-под капюшона глянули огромные круглые глаза. Такие бывают у тварей, что живут под землей. Капюшон стягивал проволочный каркас, на котором была укреплена свеча – ее огонек и заметил Туран издалека. Подземный житель прижимал к груди глиняный узкогорлый сосуд. Подождал, пока путники минуют его, и побрел дальше по каким-то своим делам.
Вскоре им пришлось остановиться, пока по поперечному коридору катили тачки – четверо таких же коренастых, наряженных в капюшоны мутантов, у каждого свечка на голове. Грубо сработанные тачки скрипели, груз в них дребезжал – везли что-то тяжелое и металлическое.
