лагерь, с любопытством перешептываясь и толкая друг друга локтями, наблюдали за бандитами, при этом не забывая подобострастно поглядывать на Макоту. Его людоеды называли не иначе, как Загра-Чу-Рук – насколько атаман понял, в переводе на язык нормальных людей это означало Огненный Демон Ила.
Надо их позже в штаны переодеть, подумал Макота. В штаны да рубахи, да заставить вымыться… Небось сезонами не моются, животные, вон как несет – аж Захар морщится.
Дикари были шумливы, суетливы и вороваты (вчера механик жаловался, что у него прямо из-под носа увели почти полную бутыль самогона), но атаман оставался доволен. Двадцать воинов, владеющих копьями, ножами и духовыми стрелами – это сила хоть в Донной пустыне, хоть в Пустоши. Хотя дело не столько в их боевых качествах, сколько в преданности. Людоеды всерьез считали Макоту демоном в человеческом обличье и без возражений выполняли любые его приказы. Атаман очень это ценил – хороший пример для подчиненных!
Наконец Захар не выдержал, вскочил и заорал на подступавших все ближе к брезенту кочевников, грозя им кулаком. Механик с самого начала людоедов невзлюбил, от их смуглых рож его кривило, от здоровяка Вышибы он шарахался, а когда у него еще и поперли предпоследнюю, по его словам, бутылку, Захар вконец осерчал и теперь кроме как криками с ними не общался, а именовал не иначе, как «смугложопыми» (людоеды, впрочем, приняли это за уважительное обращение – нечто вроде «смелые воины» или «люди пустыни»). Стопор воспринял дикарей равнодушно, а Дерюга побаивался, но хорохорился и пытался командовать, да только его не слушали, так что в конце концов Макоте пришлось сказать молодому, что если тому надо отдать какой-то приказ, так чтоб делал это через Вышибу.
– Чего встали, тра-та-ра-рам?! – разорялся Захар, размахивая кулаками. – Лупалки свои чего вылупили, гниды смугложопые?!!
Ветер колыхал набедренные повязки, сплетенные из травы и разноцветных шнурков, шевелил облезлые перья в волосах. Дикари попятились, весело переговариваясь гортанными голосами, потом из-за «Панча» показался Вышиба с копьем – заточенным арматурным прутом, обмотанным полосками кожи. Вождь что-то приказал кочевникам, и они отошли. Часть их разбрелась по лагерю, другие присели на корточки, достали из соломенных сумок куски вяленого мяса (Макота подозревал, что это волчатина, а не человечина… хотя кто его знает?) и принялись есть.
– Захар! – окликнул атаман, и механик повернулся. – Когда закончите?
– Не скоро! – отрезал тот. – Всю ходовую перебирать – мыслимое дело в таких условиях! Ни эстакады, ни струмента толкового… Да это вообще в мастерской делается!
– А ты здесь делай! – отрезал Дерюжка. – И побыстрее!
Захар сверкнул на молодого глазами и присел рядом со Стопором. А Дерюжка обратился к хозяину:
– Разведать бы нам, прежде чем туда ехать.
Макота задумчиво глядел на Корабль, черно-рыжей пятнистой громадой высящийся над облаком пара впереди. «Панч» с корабля точно не увидят, никто не заинтересуется им и не припрется сюда поглядеть, что это за машина прячется позади гейзеров, так что можно сходить туда, осмотреться. Мало ли, что на Корабле произошло за эти дни? И правда ведь непонятно, с чего это они вход перекрыли. Ну вот Макота и осмотрится, а хлопцы тут пока машину починят.
– Захар, горючего сколько у нас? – спросил он.
Тот, не поднимая головы, махнул рукой:
– Мало. Надо заправляться.
– Так, ну, лады! – атаман начал слезать с кабины. – Схожу туда, а вы пока тут…
– Хозяин! – едва ли не взвизгнул Дерюжка, и Макота схватился за автомат.
– Че?! – заорал он, вскакивая и оглядываясь. Вокруг ничего подозрительного не было.
Молодой, часто моргая, подался к нему и горячо зашептал:
– Ты уходишь?! Нас здесь оставить хочешь?!
– Ну да, – кивнул атаман, все еще не понимая, с чего это помощник так испугался. – Ты ж сам тока что сказал: разведать надо.
– Так я ж не тебя имел в виду!
– А кого? – удивился Макота. – Стопора, что ли, послать? Он дурной, ничего не узнает толком. Или Вышибу? Так его и не пустят туда вообще.
– Меня, меня пошли!
Макота уставился на Дерюжку.
– Э, молодой, че это с тобой? – спросил он наконец. – Чего спужался?
– Да тут же эти… – помощник повел рукой в сторону гомонящих дикарей. Посреди лагеря, сложив руки на груди, стоял их вожак и наблюдал узкими глазами за двумя людьми на крыше самохода. – Они же… Они, ну…
– Что – ну? – Макота начал догадываться.
– Людоеды они! А мы – люди! Съедят нас, ну как ты не понимаешь? Вот как ты уйдешь, так и съедят!
– Да с чего вдруг?.. – начал атаман, и тогда Дерюжка решился на отчаянный шаг: он перебил хозяина.
– Да с того, что они тебя почитают! Ты для них… ну, бог! Они молятся на тебя, за спиной у тебя шепчутся так… эта… подобострастно! – единым духом выпалил он сложное слово. – И каждый вечер на колени бухаются да лбами по илу стучат во главе со старшим своим, это чтобы замолить тебе, значит, чтоб ты посред ночи опять демоническое обличье не напялил и не покрошил их всех. Да ты ж сам видал…
– Видал, – кивнул Макота, против ожидания Дерюжки не впавший в ярость после того, как его перебили.
– Ну вот! Тебя они почитают, боятся, слушают, а потому и нас не трогают. Но как ты уйдешь…
В словах молодого была своя правда. Вот если вывести кочевых из пустыни, да приодеть, да влить их в ряды банды – ну, хотя бы сделать из них отдельный боевой отряд, но чтоб жили они вместе с остальными во Дворце – вот тогда им больше доверия будет. Обтешутся, привыкнут, на людей похожи станут. Но сейчас-то они прежние, дикие совсем, и как бы ни потряс их исторгаемый Макотой демонический свет и страшное чудо-оружие в его руках, Донная пустыня – вот она, вокруг, стоит только сесть на маниса да ударить пятками по тугим бокам ящера – и страшный демон останется далеко позади.
И потому прав молодой, понял Макота. Нельзя атаману пока уходить надолго, нужно, чтобы людоеды его каждый день видели. И еще неплохо было бы снова силу свою демоническую показать, к примеру, включив ближайшей же ночью доспех, да поразмахивать светопилой.
Но тогда, получается, кроме Дерюги идти на разведку и некому?
– А ты сможешь? – спросил атаман.
– Смогу! – закивал помощник. – Чего ж не смочь? Дело нехитрое!
– Нехитрое! – Макота скривился. – То-то и оно, что неизвестно, что там к чему, и может оно все как раз хитрым обернуться… Так, ладно, слухай тогда внимательно!
После этого Макота некоторое время рассказывал помощнику, как и что делать на Корабле, как себя вести и куда идти. Потом они спустились в кабину, атаман прошел в свой отсек, отвернув ковер, вытащил из-под куртки ключ и отпер замок спрятанного в полу сейфа. Достал три серебряных монеты… подумал- подумал – и добавил к ним еще две. Заперев сейф, а после дверь отсека, вернулся к помощнику и сунул ему деньги.
– Держи, – недовольно буркнул Макота. Не любил он расставаться с деньгами, ох, не любил. – Но все не трать.
– Спасибо, хозяин! – Дерюжка с такой собачьей преданностью заглянул атаману в глаза, что тот даже отпихнул его от себя.
– Да иди ты! Че вытаращился? Ты все уразумел?
– Уразумел, хозяин! – помощник спрятал монеты в карман.
– Точно?
– Точно, хозяин!
– Ну так бери стволы и топай. Чтоб до вечера назад был.
– Слушаюсь, хозяин!
Дерюжка сунулся в спальный отсек, взял со стойки обрез, проверил пистолет на ремне, поплевав на
