У Северных ворот ветер несет песок, Один с начала времен до ныне! Падают деревья, с осенью желтеет трава. Я взбираюсь на башни и башни следить за чужою землей: Заброшенный замок, небо, бескрайняя пустыня. От деревни не осталось ни стены. Покрылись холодным инеем кости, Высокие кучи, все в деревьях и траве; Кто причиной того? Кто причина пылающей императорской ярости? Кто привел войска с барабанами и тамбурами? Чужие цари. Добрая весна превратили в алчную к крови осень, Суматоха солдат, разбросанных по среднему царству, Триста шестьдесят тысяч, И тоска, тоска словно дождь. Печальный поход и печальное, печальное возвращение. Безлюдные пустые поля, Нет на них детей войны, Нет больше людей ни для наступления, ни для обороны. О! Откуда вам знать про эту тоску у северных ворот, Когда имя Рихаку забыто, А нас, стражников, скармливают тиграм. Перевод с китайского: Эзра Паунд, 1915.
“Меня успокаивает пребывание в окружении красивых женщин. Почему о таких вещах всегда нужно лгать? Я повторяю: Меня успокаивает беседа с красивыми женщинами, Даже если мы несет полный вздор, Мурлыканье невидимого усика Одновременно возбуждает и радует.” Как моток свободного шелка, разбросанного по стене, Она проходит у ограды дорожки в садах Кенсингтон, И она умирает постепенно от некоего вида амнезии эмоций. И прямо вокруг там толпа Грязных крепких неистребимых детей бедняков. Они наследуют землю. В ней конец рода. Ее скука утонченна и чрезмерна. Она хочет, чтоб кто-нибудь заговорил с ней, И почти боится, что я совершу это неблагоразумие. Стихи: сокращенное изложение беседы с г-ном Т.Е.Х.
Через плоский склон Сен-Алуа Широкая стена мешков песка. Ночь, В тишине дезорганизованные солдаты Колдуют у костров, опорожняя котелки: Раз-два, с фронта, Люди возвращаются, будто это Пиккадилли, Прокладывая в темноте тропинки Через груды мертвых лошадей, По мертвому пузу бельгийца. У германцев ракеты. У англичан ракет нет. За фронтом – пушка спряталась, расположилась в милях позади. Перед фронтом – хаос:
