пригласили Н. Асеева вести семинар поэзии на своих курсах – идеологически он был близок к ним.
4
Шкловский был не только одним из первых «формалистов», но и неординарно мыслящим политическим деятелем, его бросало то в стан красных, то в стан белых, то к эсерам, то к большевикам, успел побывать и в эмиграции, но одумался и вернулся. В Берлине в 1923 году вышли его первые книги – «Сентиментальное путешествие» и «00, или Письма не о любви».
Острый, умный, образованный, парадоксально мыслящий, увлеченный своими формалистическими идеями, но прекрасно понимающий свое положение бывшего эмигранта в Советской России, Виктор Шкловский стремился в семинаре молодогвардейцев дать элементарные понятия о художественной форме, о сюжете, о завязке, о композиции и пр. и пр.
По воспоминаниям Шолохова, раза два-три бывавшего на этих семинарах, поучения Шкловского мало что дали ему.
5
6
1
«Зарево», 1924, «Девичь-камень», 1925, роман «Глухари», ЗИФ, 1928 и др. Ряховский писал о деревне критически, как и Кудашев, и Шолохов, отнесся к перегибам в ходе коллективизации, но потом написал «На обновленной земле» (1932), где попытался «уравновесить» свет и тени в деревенской жизни этого периода.
2 Речь идет о романе «Тихий Дон», с рукописью которого Шолохов приехал как раз в это время. О первых чтениях романа также вспоминают П.А. Сажин, М. Величко и др.
3 Василий Кудашев в это время закончил рассказ, смелый, трудно проходимый через идеологические рогатки, в том числе и через цензуру. «Жалко Васю, очень жалко, – вспоминал Шолохов своего друга. – Он не успел сказать главного. А мог. Его «Вукол» – рассказ настоящий. Крутой». Вполне возможно, что именно этот рассказ и закончил В.М. Кудашев.
4 В.Д. Ряховский попросил Шолохова прочитать его роман (скорее всего, речь идет о рукописи романа «Глухари»), но занятый своим романом и страдая от малярии и других хворей, он так и не взял рукопись романа Ряховского из ГИЗа.
Это письмо В. Кудашева также интересно еще и тем, что он сообщает некоторые подробности литературного быта: предупреждает Ряховского, что с публикацией его книги будут «препятствия», Ангарский в «Недрах» отказался печатать рассказ В. Кудашева. «Он чрезмерно мрачен, – пишет Кудашев о собственном рассказе, – и его трудно по цензурным условиям пропустить. А рассказ хороший, не по моему мнению, а по отзывам читавшим его. Пришлось дать в другое место» (Там же).
5 Действительно, фильм «Тихий Дон» с Цесарской и Абрикосовым был закончен в середине 1929 года, но еще долгих два года будут держать его, не выпуская на экраны: казаки, адюльтер и пр. обвинения неслись со многих страниц тогдашней прессы и из руководящих кабинетов. Любопытные подробности о фильме можно узнать из переписки М.А. Шолохова и Э. Цесарской (Литературные новости. 1993. № 42. Август). Это письмо датируется предположительно, сохранился пустой конверт с выше обозначенной датой, скорее всего, в этом конверте и было это письмо. Да и по смыслу эта дата вполне подходит.
Коммуна (Воронеж). 1965. 23 мая.
Публикуется по тексту этого издания.
1 «Тихий Дон» в издании «Роман-газеты» вышел в свет в конце 1928–1929 гг., первые две книги были изданы в нескольких выпусках с рисунками известных художников Е. Мельниковой, Б. Покровского,
В. Люшина, с яркими фотографиями на обложках.
Мимо такого массового и дешевого издания невозможно было пройти равнодушно.
2 XV съезд партии состоялся 2 – 19 декабря 1927 года, на котором были приняты важные решения о перестройке промышленной и сельскохозяйственной жизни в СССР, о пятилетнем плане и о коллективизации сельского хозяйства.
3 Автор воспоминаний не говорит о дате этой встречи. Предположительно, на основании других источников, можно утверждать, что эта встреча состоялась в сентябре 1929 года, когда Шолохов был в Усть-Медведицкой в гостях у А.С. Серафимовича.
Советский Дон. 1984. 31 марта.
Печатается по тексту газетной публикации.
1 Осенью 1929 года Михаил Шолохов прибыл в Ростов-на-Дону. 3 октября 1929 года Шолохов писал Александру Фадееву: «…Тебе известна статья Прокофьева в «Большевистской смене», по поводу этой статьи я и нахожусь в Ростове. Со всей решительностью заявляю, что обвинения, выдвинутые сейчас против меня Прокофьевым, – ложь, причем заведомая ложь. Я приехал, чтобы через отдел печати Крайкома и СКАПП вызвать комиссию для расследования этих «фактов» и глубочайше убежден в том, что это расследование переломает Прокофьеву ноги. Это дело еще более возмутительное. Прокофьев, будучи в Вешенской, наслушался сплетен, исказил их и спаровал меня с Пильняком…» (ИМЛИ).
А Бориса Пильняка рапповская критика обвиняла в том, что он опубликовал свои сочинения в эмигрантской печати, что по тем временам было равносильно предательству во время боя. А между тем в то время не существовало в России общества по защите авторских прав, и любое издательство за пределами России могло безнаказанно публиковать любое произведение писателей Советской России. Но на это не обращали внимание: предатель – и все…
2