необходимым открыть в округе показательные школы первой и второй ступени, обеспечить их достаточным количеством учебников, наглядных пособий и принадлежностей. Все присутствовавшие на окружном съезде были снабжены руководством – «Положение о Единой трудовой школе РСФСР» и «Наказом школьным работникам».
В середине марта началась перепись детей школьного возраста, стал вопрос об открытии в некоторых станицах школ первой ступени. Жители станиц и особенно отдаленных хуторов к открытию советских школ отнеслись пассивно, детей в школу посылали неохотно, в большинстве своем ссылались на трудности жизни, отсутствие одежды, обуви.
Это была, конечно, серьезная причина, но не главная. Главная причина, по мнению окружных руководителей, заключалась в неприятии коммунистического воспитания и недовольстве устранением в школах «изображения религиозного культа» – икон. Церкви были открыты, служба в них шла, а в школах, как это было раньше, священников-учителей не было, новая власть учить детей закону Божьему не разрешала.
Ликвидация неграмотности среди взрослого населения сдерживалась не столько отсутствием помещений, букварей, карандашей, бумаги и жалобами на постоянную занятость в домашнем хозяйстве, сколько «нечувствительностью населения к этому мероприятию».
После отступления казаков на Кубань в хуторах и станицах осталось много богатых хозяйств и пустых бесхозных домов. По решению окрисполкома имущество таких домов и хозяйств конфисковывалось и использовалось на общественные нужды.
Конфискация имущества в первую очередь коснулась офицеров и «крупной буржуазии». К ней относили владельцев паровых и водяных мельниц, ветряков, магазинов, почтосодержателей, бывших помещиков и дворян и всех живущих, по мнению руководителей, на нетрудовые доходы.
От конфискации имущества у трудовых казаков предлагалось воздержаться, за исключением реквизиции излишков хлеба и продуктов. Само определение «излишки» носило чисто условный характер и являлось поводом для обысков. Кто мог с достаточной точностью определить, какова потребность семьи в 6–8 душ в хлебе и других продуктах, какова должна быть норма их хранения в закромах, сколько следует держать домашнего скота и птицы, если хлеб для казака – средство существования: без него ни пищи, ни обуви, ни одежды, ни средств для обработки земли не будет.
На местах каждый руководитель по своему желанию и отношению к хлеборобу определял, сколько ему оставить хлеба на пропитание, а сколько отобрать. Под реквизицию попадали в первую очередь старательные казаки, трудившиеся на земле от зари до зари.
Широкое распространение получили самовольные обыски. Под видом поиска и конфискации оружия попутно забирали вещи домашнего обихода. Иной «комсомолист», исполкомовский «активист» заходил в дом казака и, высмотрев висевший на крючке полушубок, говорил:
– Ты, дед, при атаманах шубу носил? Носил! Будя! Теперича я буду носить, Советская власть тоже хочет ходить в тепле!
Забирал полушубок и уходил.
Такие действия вызывали протест и недовольство, в Вешенскую шли многочисленные жалобы на произвол местных властей. Окружной исполком вынужден был обсудить и принять специальное постановление, запрещающее без согласия «сверху» (то есть партийных органов и окрисполкома) производить самовольные обыски, реквизицию имущества, кроме изъятия огнестрельного оружия.
После декабрьского отступления казаков на военных складах в Каргинской остались невывезенными большие запасы кожевенного сырья, продовольствия и военного обмундирования. Конфискованное имущество и реквизированное зерно были свезены в сараи, принадлежавшие отступившему на Кубань Тимофею Каргину, и оприходованы земотделом.
На заседании станичного исполкома рассматривались заявления бывших красноармейцев, инвалидов войны, многосемейных и отдельных граждан, крайне нуждавшихся в одежде, продуктах питания и топливе. Помощь оказывалась бесплатно, а также за наличный расчет, под расписку. Бродивший по полям приблудный скот также оприходовался и распределялся по нуждающимся семьям.
Председатель исполкома знал нужды каждого жителя и весьма придирчиво рассматривал заявления тех, кто в общем-то и не очень нуждался в помощи.
К трудностям восстановительного периода прибавились такие явления, с которыми надо было вести не менее решительную борьбу. Стало развиваться самогоноварение, пьянство, воровство, в хуторах появлялись неизвестные люди, спекулянты, предлагавшие в обмен на продукты соль, табак, спички и другие товары. Были среди них явные мошенники.
Председатели исполкомов на заборах и видных местах вывешивали плакаты и объявления, призывающие:
«Задерживать и доставлять в исполком всех проныр и спекулянтов».
«Пьяницы, воры, мошенники, казнокрады, убийцы и насильники родились не два года тому назад, а в проклятое царствование кровавых Романовых».
«Каждый из нас, казаков, знает, что молодая Советская власть не создала прохвостов, они достались нам в наследство от старого, отжившего, павшего строя».
Какие бы трудности ни были в жизни хлебороба, приходит пора, когда все помыслы и заботы обращаются к предстоящей посевной кампании. Так было и в этот год. 23 февраля в Каргинской состоялся первый съезд хуторских председателей, обсуждавший вопрос о подготовке к весенним полевым работам.
По докладу Федора Чукарина, после оживленных и озабоченных выступлений казаков-хлеборобов, было принято постановление, обязывающее всех «немедленно приступить к земледельческим орудиям, провести таковым ремонт, посевы начать не иначе как организованным порядком».
Съезд обратился с призывом к населению:
«Настоящий съезд хуторских председателей и секретарей района станицы 23 февраля 1920 года по докладу т. Чукарина, содокладчиком которого явился т. Расков, о вешних засевах полей заявили:
Мы, стоящие во власти на своих постах, даем честное слово, что приложим все свои старания и все усилия, чтобы ознакомить трудовое казачество с новой жизнью, той, за которую проливают кровь наши братья уже четвертый год.
Мы приветствуем Рабоче-Крестьянскую власть на Дону на началах организации Российской Коммунистической партии. Нынешний наш съезд хуторских председателей и секретарей изъявил свою волю трудового казачества, изъявивших свое желание начать весенние посевы организованным порядком, т. е. разбив каждый хутор на несколько партий. И мы видим, что в скором времени трудовое казачество действительно вполне согласится с нашей программой и на будущий 1921 год.
Если, быть может, и не мы, так все едино заступившие на наши места товарищи, свободно объединим трудовое казачество и проведем настоящую жизнь.
Да здравствует Советская власть на Дону!
Да здравствует Российская Коммунистическая партия большевиков!
Станичный и хуторские исполкомы проведению весеннего сева придавали большое значение. Это была первая послевоенная посевная, и от того, как к ней подготовятся и как проведут ее, зависел не только урожай, но и надежность новых методов коллективного советского хозяйствования.
В связи с нехваткой достаточного количества рабочего скота (самых лучших лошадей, как мы знаем, казаки забрали в отступление, где они и остались) и фуража в конце марта для хуторских исполкомов был издан специальный приказ станичного исполкома, в котором излагался порядок распределения имеющегося у казаков рабочего скота и семенного зерна. Была установлена норма на использование рабочего скота и владение им. Так, на десять душ населения разрешалось держать одну пару быков или лошадей, с помощью которых хозяин мог высеять не менее сорока пудов зерна.
Хозяин рабочего скота не имел права отказывать безлошадному в помощи. За использование скота полагалась оплата по утвержденному исполкомом расчету. Засев полей должен был производиться одновременно как хозяину, так и его компаньону. Там, где не было согласованности по аренде скота, виновнику полагалось поставить на вид.
