замкнутости, которая ведет к парадоксам, и, во-вторых, из-за их аморфности, многозначности, неопределенности и изменчивости, не позволяющих применять к ним формальные методы анализа. Дэвидсон не разделяет этого пессимизма, хотя и признает необходимость внесения некоторых изменений в T-предложения Тарского, в частности, с тем, чтобы учесть тот факт, что истинность предложений естественного языка зависит от того, кто их произносит, в какое время и при каких обстоятельствах [101]. Поэтому он предлагает использовать релятивизированные T-предложения:
и только если
где
В отношении семантических парадоксов, которые, по его мнению, возникают из-за слишком широкой области применения кванторов в естественных языках, Дэвидсон указывает, что, хотя это серьезная проблема и у него нет для нее подходящего решения, тем не менее этот источник концептуального беспокойства, как, впрочем, и другие особенности естественных языков, не могут быть непреодолимым препятствием, поскольку для начала можно ограничиться формулировкой теории значения требуемого вида для тех фрагментов естественных языков, в которых риск появления парадоксов и затруднений минимален и, постепенно их расширяя, охватывать все более сложные случаи. При этом, считает Дэвидсон, никакого реформирования или усовершенствования языка не потребуется. Потребуется иное — четкое выявление логической структуры разнообразных выражений и предложений естественного языка. Поскольку теория значения должна показать, как значение сложных выражений зависит от значения их составных частей и способа их соединения друг с другом [102], этого можно достичь, только проникнув глубже в структуру естественного языка и показав, как все грамматические элементы естественного языка (включая наречия, прилагательные, предлоги и т. п.) влияют на условия истинности (и, соответственно, значение) предложений, в которых они встречаются. Благодаря усилиям Фреге, Тарского и многих других логиков на этом пути были достигнуты значительные успехи, и «впервые забрезжила мечта о формальной семантике для значительной части естественного языка» [Дэвидсон, 2003, с. 61]. Сам Дэвидсон внес в реализацию этой программы немалую лепту, осуществив анализ логической формы предложений о действиях, о причинно-следственных связях, предложений с косвенной речью и др. Вместе с тем он осознает масштабность выдвинутой им программы: «необходимо признать, что остается ошеломляющий список трудностей и головоломок» [Davidson, 1984, p. 35]. Однако, как он иронично замечает, «приятно осознавать, что мы не останемся без работы» (цит. по: [Grayling, 1982, p. 227]), и, более того, успешная реализация этого проекта стала бы поворотным этапом в развитии семантики, поставив ее на прочную экстенсиональную основу.
Как мы видим, теория значения Дэвидсона (или, точнее, программа создания такой теории) отличается от других семантических теорий (денотативной, верификационной, бихевиористской и т. п.) примерно так же, как семантическая теория истины Тарского отличается от традиционных теорий истины. Если традиционно теории значения должны были разъяснить понятие значения, то Дэвидсон намечает создание «конструктивной» теории: подобная теория напрямую не объясняет, что есть значение; вместо этого она порождает для каждого действительного или потенциального предложения естественного языка теорему, которая задает его значение и показывает, как это значение зависит от значения составных частей данного предложения [103]. По сути, Дэвидсон ставит семантическую теорию Тарского как бы с ног на голову. Тарский сформулировал рекурсивную теорию истины, приняв за исходные понятие перевода, а именно перевода предложения объектного языка на метаязык, и понятие значения. Дэвидсон же попытался сформулировать теорию значения, приняв без доказательства понятие истины. Основой для такой теоретической переориентации ему послужила идея о том, что значение предложения определяется условиями, при которых оно истинно.
Тем не менее у читателей, знакомящихся с теорией значения Дэвидсона, часто возникает чувство неудовлетворенности: им предлагают теорию значения, в которой значение характеризуется только тем, что оно задается довольно тривиальными T-предложениями: «снег бел» истинно, если и только если снег бел, или (когда объектный язык не является частью метаязыка) «Schnee ist weiss» истинно, если и только если снег бел. В ответ Дэвидсон мог бы указать на два важных аспекта его теории, о которых мы еще не упоминали.
Во-первых, Дэвидсон не элиминирует понятие значения и не редуцирует его к какому-то другому понятию, скажем, к понятию условий истинности. Хотя для него значение — это не то же самое, что условия истинности, теория условий истинности для предложений естественного языка может служить теорией значения, если знание этой теории позволяет понять или интерпретировать произнесенные кем- то предложения, т. е. теория значения должна быть прежде всего средством понимания или интерпретации. «Мы интерпретируем фрагмент лингвистического поведения, когда говорим, что означают слова говорящего при их конкретном употреблении. Это можно охарактеризовать, как задачу переописания. Мы знаем, что слова „Es schneit“ были произнесены в конкретном случае, и хотим переописать их произнесение как акт высказывания о том, что идет снег. Что нам нужно знать, чтобы мы были в состоянии переописать речь подобным образом, т. е. интерпретировать высказывание говорящего?» [Davidson, 1984, p. 141]. По мнению Дэвидсона, нам нужно знать теорию значения для этого языка. Таким образом, центральным в его концепции выступает не вопрос о том, что значит для выражения иметь значение, а вопрос о том, что значит понять, что сказал говорящий в конкретном случае.
Во-вторых, теория значения, которую нужно знать, чтобы быть способным понимать действительные или потенциальные высказывания говорящих, должна удовлетворять, помимо рассмотренных нами требований, условию эмпирической проверяемости. Необходимость в этом дополнительном условии объясняется тем, что оно позволяет исключить такие T-предложения, как «„Schnee ist weiss“ истинно, если и только если трава зеленая». Хотя указанное T-предложение является истинным, оно вряд ли может входить в удовлетворительную теорию значения для немецкого языка. Не допустить подобные T-предложения можно только одним способом — подвергнув теорию значения эмпирической проверке. Как пишет Дэвидсон, «теория значения (в моем несколько необычном смысле) является эмпирической теорией и ее цель — объяснить функционирование естественного языка. Как и любую другую теорию, ее можно проверить, сопоставив некоторые из ее следствий с фактами, … нам нужно лишь установить для выбранных случаев, действительно ли условия истинности, формулируемые данной теорией, таковыми являются» [Davidson, 1984, p. 24–25], т. е. иначе говоря, нужно установить, правильно ли T-предложения задают условия истинности для рассматриваемых предложений. В наиболее простых случаях, когда объектный язык входит в метаязык, это делается автоматически; в случаях же, когда метаязык и объектный язык различаются, для проверки теории нужно определить, имеют ли правая и левая части T-предложений одни и те же условия истинности. По мнению Дэвидсона, наиболее интересным в теоретическом плане является случай, когда нужно интерпретировать слова человека, говорящего на совершенно незнакомом языке и принадлежащего к совершенно незнакомой культуре. В подобной ситуации, считает он, необходим метод «радикальной интерпретации». Этот метод играет настолько важную роль в теории Дэвидсона, что заслуживает отдельного рассмотрения.
4.2. Теория радикальной интерпретации
Когда в 1973 г. Дэвидсон ввел термин «радикальная интерпретация», этим он, безусловно, отдал дань признания Куайну. Однако он сразу заявил, что у него этот «мысленный эксперимент» по переводу с совершенно незнакомого языка имеет несколько иные цели.
Как и в случае
