относительно ритуала либо выступают в качестве неотъемлемой части повествования, либо вкладываются в уста одного из персонажей. В директивном характере мифа проявляется его, по сути, утилитарная функция, тесная связь с ритуалом, верованием, живой культурой. Миф часто описывается психоаналитиками как «извечный сон расы». Эта формула неверна даже в качестве грубого приближения, если учесть практическую и прагматическую природу мифа, о которой мы только что говорили. Мы лишь едва затронули эту тему здесь, поскольку более она раскрывается в другой моей работе [40].
В этой работе я прослеживаю влияние матрилинейного комплекса только на одну культуру, изученную мною лично в процессе интенсивной полевой работы.
Однако полученные результаты могут иметь намного более широкое применение, так как мифы об инцесте между братом и сестрой часто встречаются у матрилинейных народов, особенно в тихоокеанском регионе, а ненависть и соперничество между старшим и младшим братьями или между племянником и дядей — характерная черта мирового фольклора.
III. Психоанализ и антропология
1. Разрыв между психоанализом и социологией
Психоаналитическая теория Эдипова комплекса была изначально сформулирована вне какого бы то ни было социологического или культурного контекста. И это понятно, поскольку психоанализ начинался как метод лечения, основанный на медицинских наблюдениях. Затем он был расширен до учения о неврозах вообще; затем до теории психологических процессов в целом; и наконец, стал системой, которая объясняет большинство явлений тела и духа в обществе и культуре. Очевидно, что такие претензии слишком амбициозны, но даже частичная их реализация была бы возможна только в результате компетентного и искреннего сотрудничества экспертов в психоанализе с другими специалистами. Эти последние могли бы, взяв на вооружение психоаналитические принципы, открыть новое направление исследования. В свою очередь они могли бы предоставить свои особые знания и методы в распоряжение психоаналитиков.
К сожалению, новое учение не получило доброжелательного приема и не было понято: наоборот, большинство специалистов либо проигнорировали психоанализ, либо выступили против него. Как следствие мы видим, с одной стороны, жесткую эзотерическую изоляцию психоанализа, а с другой — невежество в отношении того, что, несомненно, является важным вкладом в психологию.
Эта книга представляет собой попытку соединить антропологию и психоанализ. Подобные попытки предпринимались также и со стороны психоаналитиков. В их числе — любопытная статья доктора Эрнеста Джонса [41]. Я выбрал ее в качестве примера, поскольку эта статья представляет собой критический разбор первой части настоящей книги, которая появилась в виде двух предварительных статей в 1924 году [42]. Эссе доктора Джонса — типичная иллюстрация определенных различий в подходе антропологов и психоаналитиков к проблеме примитивного общества, поскольку автор, предлагая свою интерпретацию материнского права у меланезийцев, сложности их системы законов и организации родственных связей, обнаруживает понимание сложных антропологических вопросов.
Здесь будет целесообразно привести краткое описание взглядов доктора Джонса. Цель его эссе — дать психоаналитическое объяснение института материнского права и незнания отцовства, существующего у некоторых примитивных народов. Согласно психоанализу эти два явления нельзя принимать за чистую монету. Таким образом, эти дикари, придерживаясь подобных взглядов на деторождение, демонстрируют столь безошибочный символизм, «что можно говорить, по крайней мере, о бессознательном понимании ими истины». И это подавленное знание фактов отцовства находится в тесной связи с особенностями материнского права, так как здесь действует тот же мотив — желание подрастающего мальчика защититься от чувства ненависти, которое он испытывает к отцу.
В подтверждение этой гипотезы доктор Джонс в значительной мере опирается на материал, собранный на Тробрианских островах, но приходит к отличным от моих выводам, особенно в том, что касается центральной темы — зависимости формы нуклеарного семейного комплекса от социальной структуры конкретной анализируемой культуры. Доктор Джонс придерживается теории Фрейда об Эдиповом комплексе как о фундаментальном — а по сути, первоначальном — феномене. Он высказывает мнение, что из двух составляющих его элементов — любви к матери и ненависти к отцу — последний играет куда более важную роль в формировании вытеснения. Попытка избежать чувства ненависти к отцу выражается просто в отрицании факта рождения от отца: «Участие отца в совокуплении и зачатии отвергается, и, как следствие, ненависть к нему смягчается и обходится стороной». Но с отцом еще не все. «Благоговение, ужас, уважение и подавленная враждебность, неотделимые от образа отца, навязчивые противоречивые чувства дикарей» никуда не исчезают, поэтому выбирается дядя в качестве, так сказать, козла отпущения, на которого можно свалить все грехи как на старшего мужчину, облеченного властью, а отец продолжает оставаться дружелюбным и приятным членом семьи. Таким образом, «отец распадается на доброго и снисходительного фактического отца, с одной стороны, и строгого и поучающего дядю, с другой». Другими словами, сочетание материнского права и незнания отцовства защищает как отца, так и сына от взаимной враждебности и соперничества за любовь матери. Для доктора Джонса Эдипов комплекс есть нечто основополагающее, а «матрилинейная система с дядиным комплексом возникает… как способ защиты от тенденций изначального Эдипова комплекса».
Все эти соображения знакомы читателям первых двух частей этой книги и в основном справедливы.
Я не готов безоговорочно согласиться с главным утверждением доктора Джонса, что назначение и материнского права, и незнания отцовства — «избежать ненависти, которую подрастающий мальчик испытывает обычно по отношению к отцу». Я думаю, этот тезис нуждается в более тщательной проверке в различных антропологических областях. Но этот подход, как мне кажется, совершенно не противоречит ни тому, что я узнал о системе родства в Меланезии по личным наблюдениям, ни тем сведениям об устройстве любых других систем родства, что я почерпнул из научной литературы. Если, как я полагаю и надеюсь, гипотеза доктора Джонса подтвердится в ходе дальнейших исследований, ценность моих собственных наблюдений, конечно, значительно повысится, так как это означало бы, что мне посчастливилось описать не единичный случай, а явление универсального характера с точки зрения эволюции и генезиса. Некоторым образом мне представляется, что гипотеза доктора Джонса — это смелое и оригинальное развитие моих собственных выводов о том, что в материнском праве семейный комплекс — не Эдипов комплекс; что в матрилинейных условиях ненависть направляется не на отца, а на дядю по материнской линии, и что любые инцестуальные намерения направляются не на мать, а на сестру.
Доктор Джонс, однако, не только придерживается более универсального подхода, в чем я готов его поддержать, но и привносит некое метафизическое или причинно-следственное измерение в том смысле, что рассматривает комплекс как
