«Правда, очень неспокойная обстановка, очень задумываюсь о войне. Да, видимо, придется воевать… И так, видимо, придется многое здесь оставить… Будем бежать от этих ужасов и спасать жизнь. И не дай боже… хоть бы нас не втянули в этот пожар»[391].
Н. Г. Мищенко (красноармеец 333 сп):
«Живу я пока хорошо, но почти на волоску. Новостей пока у нас много, но писать не буду. Наши новости должна знать вся страна, но пока никто не знает. Прошу, пиши почаще письма, пока есть кому. Если интересуешься… Прошу, не болтай зря языком»[392].
… Красноармейцы предчувствовали, а страна и их командиры — готовились. Интересно, что в программе командирских занятий[393] на январь-май 1941 г. предмет «изучение иностранных армий» назван «изучение немецкой армии». В январе-марте на это отводилось по 2 часа в месяц. Например, в январе темой занятий была организация пехотной дивизии немецкой армии и ее тактика в обороне, в марте — «тактика немецкой армии во встречном бою». Итого за три месяца — шесть часов… В апреле и мае занятия не проводились. Зато марксистско-ленинской подготовке за январь- май было отведено в пять раз больше времени — по 6 часов в месяц (30 часов!).
Изучение германской армии в то время также не могло не носить налета «правильного мировоззрения»: «большая насыщенность огневыми средствами и техникой пехотной дивизии на первый взгляд представляет довольно внушительную силу, однако это еще не все для высокой ее боеспособности. Руководят техникой и направляют ее люди — солдаты. Германские солдаты в большинстве своем состоят из рабочих и крестьян, политико-моральное состояние которых направлено далеко не в пользу фашистских заправил. Массовые случаи дезертирства и самоубийств, которые все возрастают в армии, очень красноречиво говорят о моральном состоянии германской армии. Солдаты не переносят бесчеловечной муштры и издевательств, на которых строят дисциплину офицеры, и многие из солдат дезертируют или кончают жизнь самоубийством. По сообщениям антифашистской печати, через Силезскую границу бежало в Польшу 180 германских солдат, а через восточно-прусскую границу — 300 германских солдат. Таково действительное положение солдат в германской армии»[394].
Возможно, к 1941 г. «классовое чутье» было решено немного притупить, но возник другой перекос: ни СССР, ни Германия не имеют друг к другу каких-либо претензий, утверждалось повсюду. Это не могло не дезориентировать.
Объемы изучения остальных дисциплин (за период обучения): современная авиация и танки — 4 часа, СУВ (скрытое управление войсками) — 10 часов[395], связь — 4 часа.
В итоге, как вспоминал начштаба 4-й армии Сандалов, комсостав и штабы всех степеней, в том числе и армейского, не умели управлять войсками при помощи радиосвязи, невзлюбив ее из-за трудности применения по сравнению с проводной. Связь штаба армии (Кобрин) с управлением 28-го ск, штабами 6-й и 42-й сд до войны осуществлялась по выделенным для этой цели постоянным проводам гражданских линий связи. Постоянно действующей радиосвязи с выше и нижестоящими инстанциями и с соседями штаб армии не имел[396].
В целом же обеспеченность ЗапОВО рациями: полковыми — 41 %, батальонными — 58 %, ротными — 70 %[397].
Тактике на командирских занятиях 42 сд было отведено 14 часов. В ту пору ее преподавание в РККА было не лишено недочетов: если во второй половине 1940 г. в темах занятий преобладали вопросы подготовки и ведения обороны, то в 1941 г. — наступления. Это отрицательно отразилось на подготовке к обороне, так как многие командиры, направленные в ЗапОВО, прибыли в дивизии тогда, когда там отрабатывались только наступательные действия[398].
В соединениях 4-й армии проводились и многочисленные учения. Однако там, по свидетельству Л. М. Сандалова, главное внимание обращалось на правильность принятого решения, его формулировку и оформление. Управление войсками на основе принятого решения отрабатывалось слабо. Опыта в управлении целыми соединениями, частями и подразделениями со всей боевой техникой и тылами командный состав почти не имел[399].
Однако и при проведении учебы командование старалось учитывать обстановку — например, программа командирских занятий 42 сд на май-сентябрь была значительно скорректирована. На июнь тактике было отведено уже 6 часов, а марксистско-ленинской подготовке уже поменьше — 4 часа.
Тем не менее изучению «тактики иностранной армии» (предмет вновь обрел свое первоначальное название[400]) в мае вновь отводится всего 2 часа. Тема: «Наступление германской пехотной дивизии и пехотного полка». Зато в июне планируется провести и двухчасовые занятия с командирами рот («наступление германского батальона, роты»).
Занятия зачастую проходят в форме докладов командиров и последующего обсуждения. Например, майор Гаврилов к 20 апреля должен был представить тезисы доклада «Марш и встречный бой стрелкового полка — авангарда стрелковой дивизии», к 15 июня — «Наступление усиленного стрелкового полка на укрепленный район». Чтение доклада было намечено на 1 июля.
Командирами дивизии к 15 июня — 1 июля готовились доклады по темам: «Подготовка восточного театра войны в Германии», «Организационная структура и вооружение в германской армии», «Германская артиллерия в современной войне».
…А германская армия и ее артиллерия готовили свой «доклад», приблизившись уже вплотную — вслед за агентурными, пошли сообщения и от погранвойск: 2 июня была засечена идущая с 25 мая из Варшавы переброска, в основном ночью, войск всех родов, а также сосредоточение во многих приграничных пунктах (в основном перед Брестом и Львовом) понтонов, брезентовых и надувных лодок[401].
5 июня в последней разведсводке штаба ЗапОВО, поступившей в штаб 4-й армии, было отмечено прибытие в Бяла-Подляску трех артполков (предположительно тяжелой артиллерии) и 5 бронепоездов. Говорилось о том, что 13 мая через нее же из Варшавы на Тересполь прошло 50 автомашин с боеприпасами, а в ночь на 28 мая оживленное автодвижение на Янув-Подляски, Тересполь. Отмечено выставление маскировочных сетей и заборов. Однако гораздо более тревожным были данные о сосредоточении немцами на границе Белоруссии около 40 дивизий, их них на брестском направлении — 15 пехотных, 5 танковых, 2 моторизованные и 2 кавалерийские[402].
Это означало, что группировка уже фактически сформирована и вторжение может начаться в любую минуту. Но к востоку от Буга ничего не менялось — там, с одной стороны, ожидали от Германии хоть каких- то дипломатических ходов, с другой — надеялись, что хорошо видимая с западного берега безмятежность приграничных частей позволит хоть немного отодвинуть начало войны.
В той же разведсводке от 5 июня отмечалось, что «антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры по сравнению с предыдущим периодом». Конечно, в правительстве не строили надежд на «антифашистское восстание» — Гитлера могла заставить одуматься только готовая к бою РККА, но тем не менее…
Темпы перевозок войск из глубины страны в полосу западных приграничных округов продолжали ускоряться[403]. Успеем?..
Однако 12 июня руководству СССР было доложено агентурное сообщение, говорящее о том, что неизвестно, будут ли Советскому Союзу предъявлены какие либо предварительно требования, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара[404].
Это меняло ситуацию — теперь оказалось, что вполне возможно, у СССР не будет и 2–3 дней, отведенных Германией под какое-либо дипломатическое прикрытие агрессии. Нужно было предпринять решительные шаги — и 12 июня командование приграничных ВО под видом учений и изменения дислокации летних лагерей приступило к скрытому развертыванию войск вторых эшелонов округов в соответствии с планами обороны госграницы, выдвигая их вперед.
В тот же день Тимошенко и Жуков сообщили Павлову, что с 17 июня по 2 июля на территорию ЗапОВО прибудут 51 и 63 ск.
Одновременно в приграничных округах шла проверка отработанности действий по боевой тревоге —
