до конца, что именно успел пережить за промежуток времени неясной длины. Это не походило ни на сон, ни на видения, вызываемые нечистой кристалкой – и хейтер так и смог понять, хочет ли он немедленной остановки происходящего или вечного продолжения...
Закончив с программированием, Эанис вернулась ко мне. Судя по всему, ждала она явно самого худшего. Только я подумала, что ругать бабулю в данном конкретном случае не за что. Все идет по плану, причем даже по моему...
–Хорошо, что он сам согласился, – вслух подумала я. – Только вот что я сейчас Ангмарской скажу...
–Постоять у тебя за спиной в качестве поддержки? – усмехнулась бабушка.
–Нет, с подругой я сама поговорю, – на всякий случай отказалась я. Все-таки Сулмор непредельщиков не любит, ей сначала объяснить надо, за что я бабушке доверяю. Вообще-то – за то, что она меня не подводила пока что ни разу... А я как-то доброжелательно настроена ко всем, кто мне помогает, причем без неприятных последствий.
Ангмарская действительно сдержала слово насчет невыхода из комнаты. Когда я вернулась туда, Сулмор сидела на моей кровати и без явного внимания слушала одну из самых длинных песен, имевшихся на диске, заряженном в музыкальный центр.
–Он в норме? – без предисловий спросила меня хейтерша, привстав с места.
–В нормализаторе, – грустно скаламбурила я, скорее рефлекторно, чем намеренно. – Он согласился, Ангмарская, не смотри на меня, как чокам на энергию...
–Они не смотрят, они сразу едят, – сквозь зубы ответила Сулмор, плюхаясь обратно. – Что с ним, Мэлис?
–Ничего такого, что нельзя было бы исправить, он очень вовремя решил рискнуть свободой, – я бесстрашно села рядом с неконтролируемым демоном, уповая то ли на высшую справедливость, то ли на нашу противоестественную для хейтера и синтегиста дружбу. – Ангмарская, все будет хорошо...
Хейтерша отвернулась, я догадывалась, что сейчас она поспешно проглатывает все эпитеты, которые вполне справедливо могли бы приложиться ко мне любимой. Справедливо с точки зрения такого неординарного существа, как по уши влюбленная хейтерша.
–Мэлис, – наконец разродилась Ангмарская печатным словом. – Я тебе потом все скажу...
–Хорошо, – согласилась я. Откладывание разговора было, в принципе, добрым знаком – мне давали время на то, чтобы пробовать объяснить ситуацию. Но Сулмор по-прежнему дрожала от внутреннего напряжения. То, что это вообще можно было заметить, давало повод для размышлений. Впрочем, все было понятно и без них – моя подруга могла на словах не дергаться из-за моей причастности к непредельской организации, пока положение дел не изменилось. Это я могла без особого труда играть две-три роли, опираясь на память и стараясь не выходить из необходимого образа. Для настоящего хейтера никакой игры не было, была, наверное, функция... Да, именно функция, предписывающая Ангмарской вести себя в данной реальности определенным образом. Само по себе – момент проблемный, а в сочетании с прочими обстоятельствами – просто причина для заклинивания мыслительной деятельности.
–Ничего хорошего, – прошипела Сулмор. – Ни сейчас, ни потом... ты его убиваешь своей жалостью...
–Я его спасаю, Ангмарская, – я решила, что можно сказать правду. – У него очень нестабильная структура. Так уж получилось... Он смертный, как и я...
Констатация факта попыталась заставить меня поразмыслить над ней, но у меня не было времени отвлекаться, все ментальные резервы были заняты на более важном фронте – сохранения добрых отношений с лучшей подругой.
–Все идейные – смертные при желании, – не поняла меня Сулмор, и это ее замечание сбило меня с начавшей вопреки всему образовываться мысли. – Или ты имеешь в виду что? Подожди, Мэл... Ты сама видела?
–Сама, – подтвердила я. – Ангмарская, ну скажи, что я еще должна была делать? Я же знаю, что с тобой будет, если он это самое...
–Мэлис, – меня на секунду стиснули хейтерские руки, плохо разбирающиеся в том, как следует обнимать в качестве благодарности, зато хорошо знающие, как душить. – Блин... Слушай, с ним точно больше ничего не сделают?
–Нужен он... нам, – я решила не разочаровывать тех, кто наверняка нас слушал. – У нас я есть... Предназначение выполнено, можно и на себя поработать.
Я решила, что Сулмор поймет, почему я пользуюсь именно этими местоимениями. И точно – выражение лица хейтерши, вначале недоуменное, сменилось отражением определенного понимания. Раунд игры был, похоже, окончен в мою пользу.
Странное дело – я понимала, что играю, только когда две игровые сферы пересекались. Наедине с бабушкой я могла бы вести себя практически естественно... Да и если бы могла поручиться, что нас не слушают, тоже не мучалась бы при подборе слов... наверное. Даже с учетом того, что Ангмарская – хейтерша нетипичная, и в нормальной обстановке о ее хейтеризме аспекте можно быстро забыть, здесь она была одновременно моей подругой и частью хейтерской реальности. В отличие от моей бабули, которая отдельно от реальности непредельской не воспринималась. Я подумала даже, что Эанис практически не покидает этот мир, потому что другой жизни для себя не видит. Но моей бабушкой она от этого быть не перестает... хотя родство физическое от сознательного отличается своей неотносительностью. Моя дружба с Ангмарской все время болтается на паутинке, меняя свой вес, и есть такая мерзкая вероятность, что когда-нибудь у паутинки кончится предел прочности. Сейчас паутинку все время примеривается оборвать один симпатичный хейтер младшего возраста. Не нарочно, он даже не знает о том, что бывает такое понятие – дружба. Наверное...
–Понимаю, – наконец подтвердила Сулмор. – А его отец?
–Его здесь нет, судя по отчетности, – честно ответила я. – Бабушка лично проверяла.
–Тогда он здесь, – тихо, почти неразборчиво возразила Ангмарская.
–Что – переспросила я.
–Говорю – он здесь, Рингил сам определял, – через все защитные поля, между прочим... а мы могли и не успеть. Все-таки я понимаю бабулю, которая хотела бы, чтобы он оставался под присмотром.
–Здесь так здесь, отдам приказ отпустить, что ты так волнуешься? – я немного разозлилась. – Ничего с ним не сделают. Он ведь обычный демон, что с ним случиться вообще может?
–Может, – отрешенным эхом отозвалась Ангмарская.
Сулмор вспомнила, что ей рассказали Нора и Велка тогда, во время разработки операции по спасению Мэлис... Всего лишь год назад непредельщики были определенными врагами и извергами, а теперь... Теперь они подчиняются Мэл. Формально. И мир еще не перевернулся. Может быть, потому, что на самом деле ничего не изменилось? Или просто не нужно паниковать раньше времени...
Рингил будет жить благодаря этим самым извергам и уродам моральным... Нет, благодаря тому, что Мэлис вовремя отдала приказ. Мэл знает, как можно значить для кого-то... Нет, быть значимым объектом – так правильнее. Знает по себе. И, наверное, догадывается, что на той стороне связи – нечто такое, чем нельзя рисковать, нельзя позволять лопнувшей ниточке хлестнуть по этому нематериальному месту... Просто потому, что боль будет слишком сильной, чтобы жить с ней. Жить, как раньше.
И это думает хейтерша... А почему бы хейтерше не думать о том, как спасти целый мир? Если его не спасти, некого будет ненавидеть, некому будет смотреть в глаза и читать там прыгающие строчки, состоящие из многократно повторенного слова «шок». И некого будет просить лгать, да и лгать будет некому... Что сейчас обязательно, потому что хейтер не может творить красоту с такой маленькой дозой шока, как это делает Сулмор Ангмарская. Если научиться, если рисовать так, чтобы картины слепили и оглушали – тогда получится признать их своими. Но даже память Раэнах не содержит эпизодов, пригодных для этой великой цели. Можно выпросить у Мэлис копию любой жизни, но ничего не получится... Разве что – в который раз разочароваться в ком-то из великих.
Нет, Сулмор Ангмарская не станет больше опираться на чужую жизнь. Только на свои глаза. И на Мэлис – если кто и заслуживает отражения на полотнах, в которых шока меньше, чем гениальности, так это она. А
