подумала в ответ, что в человеческие легенды попадало много демонов из тех, кто выполнял в мирах задания или просто отдыхал, но мало кто может похвастаться тем, что его образ не перекорежили до неузнаваемости. Рингил промолчал, то ли проигнорировав исходящую от меня информацию, то ли просто решив показать, что ему все равно, искорежат его или нет. Лишь бы ненавидели за факт смерти. Его и что-то еще.
–Мэлис, как ты думаешь – я бы смог выбросить из этого мира беспредельщиков? – блин, некоторые как спросят, до конца жизни не проикаешься... – Убрать их...
–Думаю, что нет, – и убить бы смог только одного, если честно... В смысле, одного демона. Я помнила все, что могло бы пригодиться в этом разговоре, но сейчас тщательно скрыла память. По понятной причине. – Да и вопрос – это разве не изменило бы твой лучший из миров?
–Не знаю, – Рингил уставился в пыльный потолок. – В любом случае, мне еще не раз придется сгореть во льду, прежде чем понять что-то. Может, и пытаться не стоит...
Рингил не понимал, почему не может просто сказать о вещах, которые мешали ему жить – так мешали, что и для ортодоксального хейтера хватило бы этого стимула, чтобы изменить что-то в своем существовании. Изменить к лучшему, естественно. Или отплатить миру за все нехорошее...
Нет, просто об этом сказать было нельзя. Не было ничего простого и ясного – с каждым днем все становилось еще сложнее, чем казалось когда-то. Казалось бы, все можно легко разложить по полочкам и остановиться на этом – вот враги, вот друзья, которые будут помнить, вот цель, за которую стоит погибнуть... А стоит присмотреться, и сразу видишь, что враги почему-то не желают считать себя врагами, друзья сами ищут, кто бы их запомнил, и заслужили уход и память с ненавистью не в меньшей степени... Цель же – бессмысленна. И никто не станет помнить идиота за соответственный поступок.
Что ж, простых слов как-то не удавалось подобрать, пришлось обходиться сложными предложениями и, в конечном итоге, нести страшную чушь. Нести с таким видом, чтобы неуместным казалось обстебать сказанное... Даже для тех, кто без проблем может придраться к словам пострадавшего от беспредела...
Речь, конечно, о Мэлис. Вот, сидит спиной к свету с лицом страдалицы и думает, что б такого ответить. Почему-то все пытаются понять и принять то, что приходится нести, а ей – лишь бы придраться, унизить, спустить с небес и не останавливаться, пока оппонент не окажется под плинтусом. Идеальная хейтерша, прекрасная и жестокая, причем жестокая и к себе...
Мэлис явно не волновали всякие там взгляды. А было бы интересно посмотреть, как она отреагирует на Контеров дар – вдруг решит, что можно отложить собственную смерть ради того, чтобы помнить о том, что когда-то жил такой парень по имени Рингил Джайнис – вспоминать каждый раз, пересчитывая шрамы на сердце...
Рингил еле заметно улыбнулся – адресно, в сторону Мэлис, стараясь не зацепить полупробудившейся силой остальных девчонок...
Я заметила, что хейтер чему-то улыбается – и задумалась, чему именно. Явно не по поводу последних слов – Рингил, кажется, мазохистом не был, так что вряд ли предвкушал неизбежное очередное попадание в руки непредельщиков. Может, просто смеется над выспренностью собственных слов? Понятно, когда символизм напихан в песню, там ему место, а вот в непринужденной хейтерской беседе – вряд ли. Не думаю, что даже те идейные хейтеры, кои упокоились в пятом приходе, позволяли себе подобные слововыверты.
А в голове все громче звучала привязавшаяся песенка, только что исполненная товарищем улыбающимся хейтером. Первые строки – первые четыре, если точнее... И почему-то казалось, что насчет возможности любить, до сих пор оставшейся у автора, оный автор хотел рассказать именно мне. Донести, так сказать...
Рингил показался мне похожим на мое отражение в зеркале – не обычном, а том, которое могло при желании отразить мой абсолютно привлекательный вариант облика. Конечно, чтоб на меня, и собственная сила действовала... есть предохранители. Есть, да не про данную честь... Потому как природа очарования, исходящего от хейтера, была похожа на мою, но ни о каком отражении и речи не шло.
Мне захотелось одновременно двух вещей. В первую очередь – взять мелкого товарища за шиворот, встряхнуть и спросить, понимает ли он вообще, что творит... Потому как четвертой невестой в гареме этого вампирчика быть как-то не хотелось даже по игре. Не ссориться же с Ангмарской, в конце концов... Для жизни, может, и не опасно, а вот для здоровья определенно неполезно.
А ссориться придется, если я прямо сейчас последую второму велению отсутствующей души и обниму это невероятное создание природы. Потому как хочется, и хочется со страшной силой – прижать к груди, сказать, что никто его больше пальцем не тронет без моего ведома, разогнать крутящихся вокруг девчонок и попросить еще раз спеть, что угодно, но только мне...
Зачем он вообще это делает? Если понимает, конечно... да нет, без желания так не притягивают, этому гаденышу определенно хочется, чтобы я... блин, да еще пара секунд – и я его при всем гареме расцелую! Зеркальный щит, такой, как Сулмор ставила... Все, отсекло. Теперь главное – вытащить его из комнаты, потому как чистить фэйс при всем народе так же чревато, как и обниматься...
–Рингил, пошли, – я встала и двинула к двери – полуоткрытой, висящей на кажущихся сломанными петлях. Дверь эта обожала пыльно хлопать, а еще – придавливать конечности... Башня не зря считалась элитной частью общаги.
Хейтер отложил инструмент и встал. Похоже, реакция на абсолютную привлекательность проявлялась незамедлительно... Но Мэлис явно не собиралась терять голову, так что нельзя было быть уверенным ни в чем.
За дверью на сей раз оказался уходящий в никуда коридорчик. В зависимости от желания дома он заканчивался тупиком или огибал весь дом – отличительной особенностью этого места была невозможность попасть из него туда, куда нужно. Значит, возвращаться придется кружным путем... Что ж, иногда выходит лучше, чем задумывалось...
–Мэлис, – начал Рингил, пытаясь сообразить, на что может рассчитывать. И незамедлительно получил ответ – от оплеухи удалось уклониться не без труда. – Ты что?
–С ума сошел – так на меня действовать? Тебе девчонок мало? – значит, она понимает, в чем суть привлекательности... Точно, ведь ее, кажется, тоже делали беспредельщики... Но в ней никакой привлекательности нет...
Рингил присмотрелся к боевой подруге, соседке по предпоследнему плену и спасительнице... Да, сходство между ними было чисто внешним. Хейтера тянуло к Мэлис не из-за конкретной силы-проклятия, а по более абстрактной причине. Противоположности, как водится, притягиваются, и Рингила тянуло к мощным натурам – сильным, как Сулмор, жестоким, как Веледа, непреклонным, как Нора...
Мэлис олицетворяла то, чем блистали все три девчонки, а еще она не поддавалась на провокации, отчего становилась, так сказать, желанней...
–Да нет, даже многовато, – несмотря на все то, что связывало хейтера с тремя девочками, он, в принципе, мог бы обменять их троих на одну Мэлис... Только в этом было сложно признаться самому себе. Сложно – но не сейчас. – Тебя бы хватило...
–Прости, а меня ты спросил? – в серых глазах Мэл, так похожих на его собственные, сверкнули недобрые искорки. – Может, я уже морально готовлюсь к смерти, а ты мне мешаешь... И вообще – ты о девчонках подумал?
–Я спрашиваю сейчас, – Рингил прибавил обаяния. – И какое тебе до них дело?
–Я не хочу, чтобы моей смерти радовались, – как сложно говорить на языке чужой логики... Если в хейтерской модели мира я еще ориентируюсь, то уж модель идеалистов, предельно простую... не понимаю. Не понимаю и все тут. Нет, конечно, если посмотреть по деталям, то все ясно – своя смерть подается как причина для усиления горя и ненависти в мире, необходимо умереть так, чтобы ненавидели не столько тебя, сколько причину твоей смерти, остающуюся жить... Основателем был явно кто-то типа Ника Лары, точно желал отомстить посмертно...
–Ты правда думаешь, что моей будут радоваться? – ну вот, хоть думать начал, буся полосатая...
