обитавшие в общаге прихода, были предоставлены сами себе – достаточно было лишь отметиться в том, что еще существуешь. Никто не занимался воспитанием – разве что некоторые ортодоксы, срочно нуждавшиеся в коррекции баланса или считавшие, что такая помощь нужна маленьким комкам грязи, крутившимся под ногами.
Хейтеры редко сходятся вместе ради рождения детей. Заниматься слиянием – от желания или чаще от нежелания – можно и так, чтобы не доходить до апофеоза. Как именно – Велка видела не раз... А вот Рингила эта ерунда не интересовала. Он одно время выяснял детали настоящего слияния, хотя бы начальной стадии, но потом перестал думать и об этом. Велка легко поняла, в чем было дело.
Попробовал. Не понравилось.
Или понравилось. Слишком сильно, чтобы не мешать правильно относиться к жизни. Слишком сильно, чтобы продолжать ненавидеть...
Полупрозрачный. С ясным, как день, желанием ненавидеть. С таким стремлением, которого вполне можно было бы бояться. С силой, равной которой Веледа не видела в жизни.
Но Рингил умел и любить. Он любил реальность, где появился на свет. Любил так, что это уже становилось ненормальным. С точки зрения Велки – ненормальным втройне. Реальность эта была страшным, искаженным отражением ада... Понятие это Веледа и Рингил подцепили у знакомых Пейнджела, людей, вместе с большой кучей других понятий. Людей можно было не понимать в целом, но отдельные слова они вполне могли объяснить – хотя бы потому, что сами их сочинили.
Ад. Хреновое место, хреновое время, говоря мягко. Для всех демонов настало недоброе, волчье время, и то, что хейтеры успели, укрылись в своем мире, ничего не значило. Они принесли с собой все, что могли принести, потому что не бежали от себя. Для хейтеров неправильно, нелогично – бежать от плохого. Покинуть навсегда можно только место, где тебе хорошо, чтобы не возвращаться и травить сознание воспоминаниями...
Велка отлично знала кодекс. Но перестала его понимать, получив дар смертности. В принципе, она и подозревала, что так будет – но смерть была последним, чего могла желать сенгарийка. Простая логика подсказывала взять в голову то, чего боишься больше всего на свете. Возможность самоуничтожиться, исчезнуть, никогда не появиться... Остальные демоны считали это счастьем и наградой, высшей из возможных... Даже Рингил мечтал о том, чтобы заслужить смерть.
Веледа боялась исчезнуть, как могут только люди. Люди, неполноценные существа, материал... Сенга называла их «не ри», и не одобряла того, что дочка общается с ними... Не одобряла тихо, не вмешиваясь, – все-таки мать Велки была хейтером. И не могла не принимать то, что дочь с ней не согласна. Не могла не использовать...
–Ты знаешь мою силу, – Рингил улыбнулся. Снова... Опять – так, что сердце потрескалось. И трещины пошли дальше – по груди, по рукам, потянулись к мозгу... Раньше он не улыбался так – только вернувшись в третий раз из плена, начал... Больно же, невыносимо больно, и ощущения никак не отключить...
И покрытое трещинами тело, похожее на кусок мяса, застывший в жидком азоте, тонет в ртутно-серых глазах, теряется среди едва заметных искорок, падает на самое дно... Из трещин рвется огонь, похожий на кислоту, и с ним возвращается способность действовать – но не контроль... Желание приходит извне, но, смешиваясь с горьким черным огнем, меняется...
Велка швырнула в окно занимающей руки баночкой, лишив витраж еще одного элемента. Затем решительно, со скоростью молнии, рванулась к застывшему от неожиданности Рингилу и впилась во все еще искривленные губы. Свеженакрашенные ногти проткнули ткань рубашки на плечах хейтера, добираясь до кожи. Стремление причинить ответную боль было сильным как никогда, и Велка просто не могла сдерживать себя.
Ненависть, которой была пропитана сенгарийка, казалась ей слишком естественной для того, чтобы разбавлять ее другими чувствами. Умом Веледа понимала, что давно отказалась от мысли присвоить Рингила, что даже подтвердила это вслух... Да и не собиралась никогда, по сути дела, разве что смеха ради, не полагаться же на него в вопросах достижения власти – это несерьезно... Он же неуправляем...
Пальцы ощутили теплую кровь, и это стало очередной понятной телу командой. Крайние линии структуры, изломившись невероятным образом, рванулись в чужую оболочку. Велка прервала поцелуй и чуть двинула головой – чтобы слой размазавшейся помады почти коснулся ушной раковины.
–В этом ты весь – тебе бы только гореть, а если резать – то до кости, крови тебе мало... Вампир, сволочь остроухая...
Злобное шипение и сенгарийский язык придавало словам непередаваемую окраску и остроту. Запах крови, смешанный с резким химическим ароматом лака, щекотал ноздри. Велка тряхнула головой, отшвыривая массу волос на спину, влево, чтобы освободить шею.
Пальцы расслабились, ладони соскользнули по кровавой смазке вниз, по лопаткам и до пояса. Рингил всегда казался хрупким – но, ли-рне-го-рал[ 13 ], сколько в нем было силы...
–Во-первых, я половину не понял, во-вторых, мне больно, – попробовал отговориться полосатик, но инстинкт сработал сам – сенгарийка ощутила на коже прикосновение тонких клыков и позволила им вскрыть один из крупных кровеносных сосудов, расположенных согласно стандарту для оболочек...
Одна из форм телесного слияния. Везде написано, что слияние структур начинается с физического катализатора, главное – правильно его подобрать... Для неглубокого слияния их до Контера...
Велка не хотела делать то, что делала. Для нее малейшее приятное ощущение, вызванное взаимопроникновением структур, было лишь спусковым крючком для очередной боли, поводом для всплеска ненависти... Но – хейтерам приходится делать то, что им не нравится.
Но – только ненависть, достигшая определенного уровня, могла помочь справиться с наваждением.
Пусть он напьется пламени... Так надо – и, ли-рне-го-рал, он сам этого хотел!
Велка была уверена, что Рингил знает, зачем заставляет ее так поступать. Если даже не понимает до конца – все равно так надо. Ему самому.
Во рту стоял вкус озона, словно он не выпил крови, а втянул разряд сильной энергии... Рингил пробовал пить кровь демонов, те же пофигисты позволяли, например... Но такого не было никогда.
«Ты и абсолютную привлекательность на сенгарийцах никогда не испытывал, – ехидно подсказал внутренний голос. – Стыдись, ты же девочку выжрал, как батарейку...»
–Велка... Я не хотел, – кроме растерянности ничего не осталось... Только растерянность – и доселе не знакомое чувство переполненности энергией. Сенгарийка опустила голову, и из-под вуали волос прозвучало несколько очень знакомых слов – из Истинной Речи. На букву «м» большей частью, однокоренных с именем Мэлис... И одно ругательство – сенгарийское...
Отстранившись от облагодетельствованного хейтера, Велка направилась к самому прочному из имевшихся в наличии кресел, куда и рухнула. Кресло протестующее скрипнуло, но выстояло. Сейчас от окружающей среды не требовалось обычной враждебности...
–Конечно, ты не хотел, – наконец была высказана громкая мысль. – Предупреждаю – еще раз так мне улыбнешься, получишь сначала в рыло, а поцелуй – сверху.
–Я это уже не контролирую, – к сожалению, слова были правдой. Ну, отчасти... Вообще-то можно было напрячься чуть сильнее, но слишком уж сложным делом это было. К тому же, все время так и подмывало выпустить силу на свободу – иногда даже при совершенно посторонних демонах. Что могло быть чревато, хотя взрослые хейтеры, конечно, в теории сдерживаться умели... Ну, или при необходимости обходиться людьми, благо они в реальности есть, а значит – и в схему мироощущения как-то вписываются... Насильственно при необходимости. Что ж, естественная для вампира вещь – делить мир на жертв и конкурентов...
–Я тоже, – сквозь зеленую занавесь волос сверкнул золотой искрой глаз. – Думаешь, мне хотелось? Да, сволочь ты этакая, я давно на тебя не претендую! Плевать мне на наше чокнутое поколение, я себе из старших кого-нибудь найду... Дома!
–Так ты не хочешь, чтобы я с тобой ехал? – ну вот, теперь из-за этого идиотизма шанс срывается... Не очень-то и хотелось... То есть, хотелось, конечно, но, как говорится, у всех здесь есть дом, где можно реализовать то же самое...