Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета

Владимир Иванович Даль Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета

Если вы, почтенный читатель, подшучивали когда-нибудь над девицей, которая хвалилась как своей работой турецким всадником, вышитым ею по готовым клеточкам канвы и по готовому узору, то, конечно, позабавились бы при случае и на мой счет, не напиши я только этого предисловия. Дело в том, что художник передал мне пятьдесят готовых картин с предложением написать к ним объяснение. Вот каким образом составилась эта повесть. Я подбирал только тени, отсчитывал стежки и старался прятать узлы и концы под-испод.

В. Луганский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета! А что за похождения и что за Виольдамур с Аршетом? Кто таков этот знаменитый муж и кто таков друг его или товарищ, осужденный на вечные послуги и готовый, по-видимому, вынести на покорном хребте своем заглавие повести нашей из всех бед юдольных, под гору и в гору, хоть пожалуй прямо в храм вечности и славы? Не утешительно ли это для нас обоих, рыцарей пера и карандаша, что один только огонь может истребить заглавие повести нашей, вверенное попечению Аршета, который бесспорно вынесет его из воды, и может быть даже из самых опасных для сочинителя топких вод пограничной речки Леты? Но будем надеяться в этом случае не на одних добрых и разумных собак, а на добрых и умных людей, и ожидать от них участи не только заглавию, но и всей повести нашей.

Итак, что за двойни перед нами и кому из них по шерсти кличка дана? И тому и другому; один Христиан Христианович – стало быть, полурусский немец; он же Виольдамур – стало быть, отец или дед его был родом человек беспокойный, и если не француз, то по крайней мере близкий ему сосед, может быть эльзасец, из Кельна, Страсбурга или Ахена, стало быть, также прозвание это – Виольдамур – дано было когда-то родоначальнику аршеткинского барона за искусство владеть смычком на почти забытой нынче виоле, среднем подростке между двух, более нам знакомых братьев: визгливым и упрямым ребенком, которого взял к себе на воспитание причудливый Паганини, и рассудительным, сутуловатым служкою Ромберга, отзывающемся на спрос могучего смычка чистым человеческим голосом. Итак, дед и прадед героя нашего были музыканты; отец также; он прибыл в Питер по вызову, привез с собою белый, тканьёвой халат, колпак, две скрыпки да свою Катерину Карловну; был принят в камер-музыканты и день-за-день пилил нежно и страстно конским белым волосом по кишечкам многих тысяч овец и ягнят. Никогда невинные животные эти заживо и во сне не видали, что в утробе их заключается такой сладкозвучный голос, какой умел искусно вызывать из отживших остатков их наш Виольдамур, достойный потомок славного в свое время на берегах Рейна Виольдамура. И дело, старичок, благую часть ты избрал; ты пустился в такую игру, в которую, конечно, никого и никогда не обыгрывал, но между тем сам всегда оставался в выигрыше.

Другому герою похождений наших дана кличка Аршет {arshet – смычок (фр.)}; слепо и послушно он повинуется, как смычок, воле своего господина; так же понятлив, так же искусен и расторопен, и молчалив, и разговорчив – все по воле хозяина, но он постояннее и благороднее своего тезки, потому что не отстал от бедного барина, когда все смычки на свете покинули его на произвол судьбы. Зачем же дали ему кличку Аршет, а не смычок? Затем, что мы в дело это не вмешивались, а барин его родился и вырос в Питере; следовательно, взглянув на какой-либо предмет, ему всегда наперед приходило в голову заморское название, а потом уже русское. Впрочем, и самая скрыпка Виольдамура была не родным, а сводным братом нашей балалайки.

У старика Христиана Готлиба Амедея Виольдамура, по сожительству его с Катериною Каролиною, урожденною Лаутеншпиль, на пятый год по приезде в Россию родился первенец, сын Христиан – и таки только Христиан, без Карла, Фердинанда, без Готлиба и Амедея, словом, без всяких недовесков: старик успел уже столько приглядеться к русским обычаям, что считал вовсе излишним навязать сыну целую плетеницу имен: он будет со временем Христианович, утешал Готлиб Амедей недовольную распоряжением этим Катерину Каролину, или Катерину Карловну, и будет с него. От перемены ли климата случилась неожиданная прибыль в доме Христиана Готлиба Амедея, или просто от непостижимости Промысла, но радость стариков была обоюдная – относя слово к брачной чете; что же собственно до многообещавшего младенца, то он был, кажется, рождением своим недоволен; по крайней мере он кричал фистулой в течение целых первых суток. Старик протверживал тогда новую увертюру и только во время пауз или молчков второй скрыпки, представителем которой был Виольдамур, раздавался непрерывный второй голос новорожденного сына его. Голос этот обещал уже со дня рождения огромный объем и силу. Обстоятельство это убедило старика вполне, что из мальчика выйдет прок, будет со временем славный музыкант, и первый дуэт между отцом и сыном был таким образом разыгран в самый день рождения последнего. Старик положил скрыпку, подошел к крикуну, ощупал указательным перстом мягкий череп младенца – остановился пальцем над бровью, неподалеку виска – и сладостно улыбнулся. 'Из него выйдет славный музыкант,- сказал Готлиб, подавая своей Катерине Каролине руку,- шишка музыки – которую земляк наш флейтист называет органом – шишка музыки развита у него необычайно'.

На другой день, когда малютка поуспокоился немного, сошлись ближайшие приятельницы Катерины Карловны, нянчили, целовали наперерыв нашего рачонка и спорили: на кого похож, на отца или на мать? Примет в пользу того и другого мнения нашлась бездна, так что одна сторона уверяла: это вылитая мать – а другая божилась и клялась за отца и не понимала, как можно быть слепым до такой степени, чтобы не узнать в ребенке до единой все черты папеньки. Шагнем для решения этого спору при открытых дверях, то есть, в вашем присутствии, почтенные читатели, недели на три вперед; вот вам налицо вся семья: старый Христиан, молодой Христиан, оправившаяся и принарядившаяся по-домашнему маменька и кухарка Акулина, которая между прочим путалась всегда, когда спрашивали ее: откуда она родом, и припоминала, из Пскова ли она или из Гдова. Акулина, по случаю повышения своего в чине няньки, получила в подарок новый бумажный платок; переменив верхнее платье, она преобразовалась как личинка бабочки, вышла еще цветистее и пестрее прежнего и с самодовольствием вступила в новую свою должность. А чтобы вы не сомневались в доброхотстве ее и заботливости о народившемся на свет художнике, то она и является в люди с огромной деревянной ложкой, приспособленною едва ли не к собственным ее устам, распоротым, как изволите видеть, по самые уши,- с мискою лапши или каши на целую артель – и, наконец, с добродушною улыбкою, которая говорит ясно, что ей не жаль ни лапши, ни каши, ни молока, ни своей большой деревянной ложки. Папенька протвердил на вечер 'Багдадского Калифа', положил скрыпку и надрывается в нежностях; маменька зовет Христиньку, который лежит теленочком, между тем как няня уверяет, что он не пойдет ни к кому, а любит няню свою и хочет у нее остаться. У отца, кажется, должно быть не более волос на голове, как видим у сынка; но зато отец едва ли не богаче сына одним зубом. Решайте сами, после этого, на кого похож сын?

Катерина Карловна рубила пеленки, когда Христиан Адамович возвратился рано вечером домой с какой-то пробы и привел с собою вторую флейту, старого товарища своего, с которым иногда забавлялся в пикете. Пикет пикетом, но был тут и другой еще умысел; вторая флейта – с которым сдружился Христиан Адамович как вторая скрыпка – хотя злые языки и уверяли, что он играет третью скрыпку – вторая флейта знала много толку в кранологии, краноскопии, физиогномике, занимался также мистикой, симбалистикой, кабалистикой, хиромантией, алхимиею, астрологиею и составлял гороскопы; а Христиан Готлиб думал, что уже время позаботиться о воспитании первенца своего и узнать по крайней мере склонности его,