английском и немецком создавали полное ощущение Европы.
Отто выбрал столик, сидя за которым можно было видеть эстраду. Там за хорошо настроенным роялем сидел пожилой белый пианист в смокинге, а немолодая черная женщина необъятных размеров в платье с блестками пела под Эллу Фицджеральд.
За столиком сидел полузнакомый англичанин. Здесь все были полузнакомы потому, что, даже долго живя в Малави, ощущали себя в этой стране проездом. Когда к столу подошла столь же полузнакомая Тиана, Отто с англичанином играли в карты.
Отто уже пару дней встречал в клубе эту хрупкую, изысканную европейку с копной каштановых волос. Тиане, видимо, уже было сорок, на которые она не выглядела. И в ее манере одеваться и вести себя неумолимо просвечивали лихие шестидесятые — время свободолюбия и раскрепощения.
Отто ни разу не видел Тиану в джинсах, но по жесту, которым она отбрасывала с лица пряди длинных распущенных волос, понимал, что студенческие годы она проходила в джинсах, бусах из бисера, с холщовой сумкой на плече и лозунгом «Make love, not war!».
Тиана игриво заглянула в его карты, наклонившись критически близко, обдала душным запахом местных духов, засмеялась и сказала по-английски:
— Зря вы, Отто, сели играть против англичанина! Немцы слишком серьезны и прямолинейны для карт. Они не умеют блефовать!
Она была очень женственной, что чуточку смягчало развязность. Впрочем, в белых клубах Африки собирался такой коктейль человечества, что, не зная биографии собеседника, было невозможно понять, где проходит граница между раскованностью и развязностью.
Особенно сложно это шифровалось у женщин, ведь кто-то из них прошел западную феминистскую революцию и демонстрации в защиту своих прав; а кто-то научился напору у пожилых черных женщин, не боящихся ни бога, ни черта.
Карты у Отто действительно были неважные. И он, не любивший проигрывать, решил отвлечь противника болтовней.
— Вы правы, Тиана. Картежники из немцев плохие, я рискнул сесть играть исключительно из своего природного упрямства, — согласился он по-английски.
— Зато немцам иногда удается обыграть Англию на футбольном поле. Правда, правила футбола придуманы для идиотов — кто забил больше голов, тот и победитель, — добродушно вставил англичанин, имя которого Отто не расслышал, когда его представляли. — Это, наверное, самое понятное, что мы, англичане, подарили человечеству!
— Снимаю шляпу перед народом, который триста лет управлял Индией с населением в триста миллионов, послав туда всего триста тысяч человек. — Отто шутливым жестом приподнял несуществующую шляпу. — А вот у нас, немцев, блистательный блицкриг закончился позорным провалом. Назовите землю, на которую не ступала нога английского солдата или коммерсанта?
— СССР! — Англичанин поднял вверх указательный палец.
— Русских не побеждал никто, начиная с Наполеона. Европа пала к ногам Германии без боя, а русские задавили нас пушечным мясом и морозами. Ведь со стороны СССР погибло в пять раз больше солдат, чем со стороны Германии.
Отто дотошно изучал результаты войны.
— Вы, оказывается, совсем не патриот, — с иронией заметила Тиана.
— После фашизма стыдно считать себя немцем. Как говорил Эйнштейн: «Я пережил две войны, двух жен и Гитлера!» Первая мировая закончилась для нас частичным проигрышем и унижением, вторая — физическим и духовным разгромом. — Он отложил карты. — Я думаю, бог решил таким способом показать, что война — не призвание немцев. Призвание немцев — философия, литература, музыка, наука, искусство… все, что угодно, кроме войны.
— Вы углубились в политику потому, что расстроились от проигрыша? — попыталась снова кокетничать Тиана.
— Из меня плохой картежник. С гораздо большим удовольствием я поговорил бы о марках, но здесь, в Блантайре, ни одного клуба филателистов. Я сел играть не потому, что рассчитывал выиграть, а потому, что, когда сидишь спиной к певице, кажется, что это сама Элла Фицджеральд, — признался Отто.
А про себя вспомнил, как ходил с покойной женой на концерт Эллы Фицджеральд и Дюка Эллингтона, и как у нее горели глаза, и как она выстукивала в такт музыке по его коленке своей нежной рукой.
— Собираете марки? Мне казалось, что это занятие для маленьких мальчиков, — заметила Тиана презрительно.
Отто хлебнул кофе и кивнул:
— А я и есть маленький мальчик, и взрослею только тогда, когда говорю о работе.
— Знавал я в Лондоне старичка, который продал на аукционе марку за миллион фунтов! Причем какую-то бракованную! — Англичанин тоже отложил карты и, щелкнув пальцами, позвал черного юношу: — Кумбени, виски с содовой!
— Да, сэр! — откликнулся черный старательный Кумбени в ярко-красном национальном костюме и шустро побежал к барной стойке.
Англичане захватили территорию Малави, считая, что несут на штыках прогресс и борются с работорговлей. Как всякие носители прогресса на штыках, они немедленно разделились на части.
Одна часть принялась выкачивать из страны ресурсы, а вторая — насаждать христианство. В результате в малавийском сервисе появилась масса черных, свободно говорящих по-английски и для получения работы объявляющих себя христианами.
— Бракованную? — удивилась Тиана и присела за столик.
— Наверное, это был «Маврикий». Первые марки Британской империи, выпущенные вне метрополии. Их напечатали с ошибкой в тексте. Мечта любого филателиста — хоть одним глазком глянуть на «Маврикия»! — вздохнул Отто.
О марках он мог говорить часами, а «Маврикий» означал для филателиста примерно то же, что Библия Гутенберга для букиниста. «Маврикиев» оранжевого и голубого цвета, с изображением профиля королевы Виктории, выпустили в конце девятнадцатого века. А слева от монаршего профиля напечатали «Почтовое отделение» вместо «Почтовый сбор оплачен».
— Я же говорю, занятие для маленьких мальчиков, — хмыкнула Тиана.
— Однажды к Эйнштейну подошла юная девушка и спросила, чем он занимается. Эйнштейн ответил: «Физикой». Девушка удивилась: «В вашем возрасте вы занимаетесь физикой?! А я закончила заниматься физикой еще год назад!» — попытался развеселить собеседников Отто.
— Сто раз слышала этот анекдот от мужа. Он тоже… был физиком. И поэтому наших домашних котов зовут Ньютоном и Эйнштейном.
Перед словом «был» Тиана взяла напряженную паузу. Отто положил карты, интерес к игре у него иссяк.
Англичанин предложил:
— Сделаем перерыв. Кумбени! Ты там уснул?
Черный официант подлетел со стаканом на подносе.
— И мне двойное виски со льдом, — заказал Отто. — Тиана, не выпьете с нами?
— От алкоголя у меня начинается приступ головной боли. — Тиана поморщилась. — Так почему бракованная марка стоила миллион?
— Кумбени, где мое виски? — рявкнул англичанин. — Знаете, что такое «поли-поли»? Это традиционный африканский менталитет! Дословно переводится, как «не спеша». Их боги утверждают, что не надо никуда спешить, все, чему суждено произойти, и так произойдет!
— Несу, сэр! Вот ваш заказ! — услужливо пропел подлетевший Кумбени.
— Марки, о которых речь, были выпущены англичанином еврейского происхождения Джозефом Барнардом и обессмертили его имя в истории филателии! — провозгласил Отто. — Этот парень приехал на Маврикий зайцем…
— Маврикий — это остров возле Мадагаскара, оттуда в Англию везут сахарный тростник и моллюсков, — уточнил англичанин таким тоном, словно планета существует исключительно для поставок
