Алексей Михайлович Козлов — советский разведчик, обнаруживший документальные подтверждения проведения ЮАР испытаний собственной атомной бомбы в 1976 году совместно с Израилем и разработку обогащенного промышленного урана в оккупированной Намибии. Эти данные дали возможность СССР склонить США и ряд государств Западной Европы к усилению режима международных санкций против ЮАР. Результатом работы Алексея Козлова стало объявление эмбарго ЮАР всеми странами, что привело к смене правительства и отказу от ядерного оружия.
Благодаря работе Алексея Козлова ЮАР стала первым государством, добровольно отказавшимся от ядерного оружия.
Алексей Козлов проработал в нелегальной разведке ровно 50 лет в 86 странах мира. Поскольку стаж за границей у разведчиков считается год за два, а в тюрьме — год за три, то проработал намного дольше, чем прожил.
Он заслуженный сотрудник органов внешней разведки РФ (1999). Награжден советским орденом Красной Звезды (1977), российским орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени (2004), медалями, в том числе «За боевые заслуги» (1967), знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» (1973) и «За службу в разведке» (1993), получил звание Героя Российской Федерации с вручением знака особого отличия — медали «Золотая Звезда» (№ 713).
Биография Алексея Козлова давно обросла легендами, одна из них даже утверждает, будто он внук знаменитого «шпиона всех времен и народов» Сиднея Рейли, но это не так. И все или почти все, что написано в этой книге, рассказано им самим.
А не рассказано значительно больше…
А теперь расскажу, почему вдруг стала автором «шпионского кино и шпионской литературы», да еще и втянула в соавторство мужа-иностранца.
Если честно, то мне не интересно писать книги, главные герои которых мужчины. Мужчины и так слишком много написали о себе за столетия, в течение которых не подпускали женщин к письменному столу. И есть только один человек, способный заставить меня делать мужчин главными героями, — друг детства, кинорежиссер и кинопродюсер Александр Иванкин.
Когда-то мне было двадцать, ему — двадцать пять. Я была студенткой отделения драматургии Литературного института, а он уже закончил ВГИК и снял несколько нашумевших документальных фильмов.
Именно тогда Иванкин позвонил и заговорщицким тоном сказал:
— Мань, есть дело! Надо немедленно встретиться!
— Ты забыл, сколько месяцев моим детям? — возмутилась я.
— Подумаешь, у меня сын еще младше… — Его старший сын родился на пару месяцев позже моих.
— Буду гулять с коляской с двух до трех, подъезжай к подъезду, — сдалась я.
— Мань, меня мучает вопрос, почему Юрий Карлович Олеша в течение тридцати лет не написал ни одной большой вещи? — озабоченно начал Иванкин при встрече. — А тебя?
Я катила по улице клетчатую близнецовую коляску и поправляла сыновьям пустышки:
— А меня мучает, кто пойдет завтра в шесть утра на молочную кухню за детским питанием?
Видимо, муж был на гастролях.
— Мы обязаны снять великое кино про Юрия Карловича Олешу! Ты должна все бросить и немедленно сесть за сценарий! — упорствовал Иванкин.
Когда мы познакомились, мне было четырнадцать, а ему девятнадцать. Я была случайно принятой в студенческую компанию вундеркиндистой школьницей, а он — начинающим кинодокументалистом из мастерской Кристи и гениальным рассказчиком. Субординация, возникшая в юности, незыблема до смерти, но статус молодой матери позволял сопротивляться:
— Считаешь, что у меня сейчас так много свободного времени?
— Будешь писать, пока они спят! — предложил он. — Ты же не хочешь превратиться в домашнюю курицу и стать не интересной своим детям, когда они подрастут?
Он попал в больное место:
— Хорошо, тащи материалы про Олешу, я подумаю.
— В том-то и дело, что материалов нет! Точнее, они под замком! — торжественно объявил Иванкин. — И наша первая задача, найти их!
— Материалов про Юрия Олешу нет в открытом доступе???
Дело было в 1977 году — все малолетнее население СССР наизусть знало «Трех Толстяков», и Олеша никак не относился к запрещенным авторам.
— Его архив закрыт и почему-то принадлежит Виктору Шкловскому. Но я договорился о встрече.
Встреча не принесла результатов. Иванкин рассказал об идее фильма, «главный литературовед СССР» Шкловский поморщился:
— Вы и ваша сценаристка слишком молоды, чтобы снимать кино об Олеше! По этой причине я не дам разрешения на использование архивных материалов…
Иванкин пошел жаловаться на Шкловского вдове Юрия Карловича Олеши — Ольге Густавовне Суок-Олеше.
Она удивилась:
— Почему он так говорит? Ведь Юрочке было именно двадцать пять, когда он написал свои лучшие вещи!
Последнее слово все-таки осталось за Шкловским, и он перекрыл доступ к архиву. Мы написали несколько заявок на фильм, но их даже не рассматривали. Видимо, Шкловский включил административный ресурс, что позволял его тогдашний статус.
Иванкин, как всякий режиссер, не мог долго быть влюбленным в одну идею, быстро заболел новой и умчался от Олеши в сторону фильмов о спорте. А я зависла на теме, начала потихоньку собирать материалы об Олеше, вытаскивать информацию из открытой части архива ЦГАЛИ, встречаться с современниками, шифровать строчки и сверять даты.
А потом написала пьесу «Завистник» о Юрии Карловиче Олеше. Писала, когда дети спали днем, лежа на ковре в коридоре. Развозила кроватки по разным комнатам, чтобы успеть допрыгнуть до заплакавшего, прежде чем он разбудит второго. Кстати, Олеша тоже писал «Трех Толстяков» лежа на полу. Бумаги не было, он писал на старых обоях, а их невозможно раскатать на письменном столе.
Позже, когда опубликовали часть его наследия, я услышала от «олешеведов» байку, якобы Виктор Шкловский выбросил мешок рукописей Олеши в Москву-реку возле писательского дома в Лаврушинском переулке. Представила, как они плыли и какую метафору этой мизансцене придумал бы Юрий Карлович, глядя с небес. Он ведь писал: «…Целый ящик рукописей. Грязные, испачканные в чужих квартирах, в скитаниях листы. Пачки, перевязанные грубыми веревками, чуть ли не подтяжками. Жаль себя. Я хороший художник. Иногда отдельные места ослепляют блеском…»
А еще узнала от современников, что Виктор Шкловский страшно переживал, когда полуспившийся
