серебряным платьем, направилась к выходу. Она находилась в двух шагах от Кати и не видела ее, она тяжело дышала, щеки покрылись темным румянцем, волосы, рассыпанные по плечам, сливались с блеском платья — она была, как всегда, неотразима, эффектна, и Катя почувствовала интуитивно, что Лора не видит не только ее, Катю, но и ничего вокруг; она явно кого-то искала, и нетрудно было догадаться кого.
— Привет, Лохман. — Катя шла ей навстречу.
— Катька? Ты? Какими судьбами? Ты была на концерте?
— Конечно…
— Ну и как? Мы страшно волновались…
Катя развела руками.
— Меня до сих пор трясет… Слушай, ты Артура не видела?
— Только на сцене. Слушай, ты что, консерваторию закончила?
— А ты что, не знала? Все, Катька, получилось так, как ты мне напророчила. И консу закончила, и Гартманшей стала. Так-то вот.
— Он твой муж?
— Муж объелся груш. Это наказание какое-то, а не муж. Только и делаю, что кормлю его да смазливых учениц из класса после десяти выгоняю, но это уже отдельный разговор…
А ты-то как? Тоже кого ждешь? Вечно мы их ждем.
— Ушел куда-то, — нерешительно проговорила Катя.
— Вот-вот. И мой тоже ушел. Смотри, на улице почти никого не осталось.
Они поднялись почти одновременно: Лора, увидев Гартмана в гардеробе. Катя — Никиту, показавшегося со стороны консерваторских ворот, со двора.
— Подождите, не уходите! — крикнула Лора, прежде чем захлопнуть за собой дверь. — Сейчас поедем к нам пить шампанское, Кать!
Никита шел быстро, он улыбался, а потом и совсем расхохотался. Он сел на скамейку и, когда наконец успокоился, поцеловал Катю.
— Ты что, с ума сошел?
— Да, сошел. — И он опять рассмеялся. — Посмотри во-о-н туда, — он показал на окно, и Катя увидела Лору. Трудно было определить, что она делает. Она сидела перед Артуром Яновичем почти на коленях и промокала ему платком нос. Рядом суетилась вахтерша с аптечкой.
— Хочешь посмотреть на умирающего композитора? Совершенно бесплатно, один раз в сезоне! — куражился Никита, подзывая Катю поближе к окну. — Знаешь, я решил его проучить…
— Как? — Катя не дала ему договорить. — Так это ты его так отделал? Тебя же в тюрьму посадят! Как, как ты объяснил ему, за что его бьешь? Ты сумасшедший! — Она оттащила его в сторону, в тень.
— Ничего я ему не объяснял, ты же сама говорила, что это никому не нужно. Просто я встретил его, сказал, что хочу ему выразить свое восхищение.
— И выразил?
— Выразил.
— Кулаком?
— А чем же еще?
— А что он, хоть защищался?
— Катенька, это же не мужик — композитор!!! Если бы ты видела его испуганные глаза, это лицо без единой кровинки! Да на него невозможно было смотреть без смеха… — Никита многозначительно поднял палец кверху. — Но он все же сказал мне на прощание: «Мы с Еленой друзья, не больше, как это глупо с вашей стороны…» И все такое прочее.
— Бедняга, он принял тебя за ревнивого мужа одной из своих поклонниц. Но зачем же бить? Вот не ожидала от тебя… Он ведь так и не узнает, за что его избили. — Катя вздохнула. — Кстати, ты не желаешь шампанского?
В обществе Гартмана? Нас пригласили…
— Нет, пойдем лучше к тебе. Ты поиграешь мне свои песни… К тому же пора уходить, ты же не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?..
Она вдруг замерла, притянула Никиту к себе и нежно поцеловала.
— Знаешь, — зашептала она с ноткой неизъяснимой, едва зародившейся гордости, — а здорово ты его…
