– А зачем ей лекарство от астмы? – В Юлькиных глазах зажегся азартный огонек.
– А мне откуда знать?
– Ну, вы же теперь с ней вроде как близкие друзья.
– Вы с Жуаном тоже вроде как близкие друзья, а ты в курсе, от каких болячек он принимает лекарства? – отрезал Влад.
Больше в тот день его никто не доставал. Сивцова его демонстративно игнорировала, а Эйнштейн переключился с проблем Савельевой на собственную гудящую с перепоя голову. Так что от жуановского дома до города доехали в полном молчании, холодно попрощались, разошлись по домам.
* * *
Варя не помнила, как добралась до дома, просто в какой‑то момент осознала себя стоящей посреди кухни: продрогшей до костей, с онемевшими от холода пальцами и мокрым от слез лицом. Наверное, стояла так она достаточно давно, потому что на полу у ног уже растекалась лужица из растаявшего снега. Вот и сходила на вечеринку…
– Вернулась, – сказал бесцветным голосом, усаживаясь за стол.
– Вернулась. – Варя поставила перед ним тарелку горячего супа.
– Давно?
– Еще утром. А ты где так долго был?
– На сверхурочной. – Он пошарил в кармане брюк, высыпал на стол горку измятых купюр, рядом положил шоколадный батончик. – Вот к чаю тебе.
– Спасибо. – Варя сложила деньги в аккуратную стопку, по ходу пересчитала – получалось достаточно, чтобы расплатиться за электричество и газ.
– Кушай, дочка, – отец улыбнулся. – Ты же растешь, тебе нужно. – Он зевнул.
– Устал?
– Как собака.
– Я тебе сейчас постелю.
– Доча, – взгляд отца стал просительным, Варя хорошо знала этот его взгляд, знала и ненавидела.
– Папа, не надо, – сказала умоляюще. – Просто ложись спать.
– Руки трясутся. – Он вытянул вперед большие, мозолистые руки. – Видишь?
– Пап, это от усталости, завтра пройдет.
– А может, только одну рюмочку? Просто чтобы уснуть.
– Пап, ты же знаешь, у нас нет ничего такого…
Договорить Варя не успела – отец с силой врезал кулаком по столу. Тарелка жалобно тренькнула, суп расплескался.
– Вечно с тобой так! Ничего нету! – Он встал так резко, что табуретка с грохотом упала на пол. – Я на двух работах корячусь, а тебе родному отцу денег на стопочку жалко. Неблагодарная!
– Папа!
– Что – папа?! – Его глаза налились кровью.
Варя попятилась. Отец никогда ее не бил, но в такие моменты казалось, что вот сейчас он переступит незримую черту и изобьет ее до полусмерти.
– Папочка, пожалуйста! – Она закрыла лицо руками.
Кажется, целую вечность ничего не происходило, а потом отец сказал, уже совсем другим тоном:
– Доча, ты прости меня, дурака. – На голову ей легла тяжелая ладонь. – Это не я говорю, это она, проклятущая, говорит. Сил моих никаких нет.
– Папочка, – Варя прижалась щекой к его груди, – может, закодируешься?
– Сам брошу, – сказал он устало. – Ты вот что, Варвара, сделай мне чайку, да покрепче.
Ночь Варя провела без сна. За тонкой стенкой кашлял и ворочался на скрипучей кровати отец, а в ее голове ворочались мысли, такие же больные и скрипучие.
Завтра в школу. Для нее это означало начало травли. Сивцова не промолчит, не упустит случая. Завтра о ее позоре будет знать весь класс. А может, уже знает, ведь для чего‑то же существуют телефоны. Но намного больше сплетен, которые непременно поползут по школе, Варя боялась встречи с Вороном. Такой сильный, безупречный и снисходительно равнодушный, а она подставила его под удар. Это ж так неожиданно и мерзко – Воронин и она! Такой простор для фантазии и злословий! Конечно, в открытую смеяться над ним никто не посмеет. Как ни крути, а Ворон не последний человек в классе, а если сбросить со счетов Жуана с его деньгами и влиятельными предками, так вполне может статься, что и первый. Но за спиной кости ему перемоют, тут и к бабке не ходи. И винить в произошедшем он будет только ее. Да чего уж там, он и так уже ее обвинил.
Утро выдалось хмурым и ненастным. Варя поняла это, еще не открыв глаза, по заунывному завыванию ветра за окном. Ветер был барометром ее судьбы. Она уже давно заметила – если утро начинается с такого вот воя, то день пойдет наперекосяк. А сегодня ветер не просто выл, он бесновался…
– Завьюжило, – сказал, глядя в заиндевевшее окно.
Варя молча налила себе чаю, уселась напротив. Руки дрожали так же, как вчера отцовские. Плохо, она должна быть сильной, она всю ночь уговаривала себя быть сильной и встретить день с гордо поднятой головой. И вот утро началось с завывания ветра, дурных предчувствий и мерзкого ощущения где‑то в районе солнечного сплетения. А еще руки дрожат…
– Почему не ешь? – Отец посмотрел на нее поверх чашки.
– Что‑то не хочется. У тебя на сегодня какие планы?
– Баба Зоя просила дров наколоть, ну и ночная смена.
Варя мысленно поблагодарила бога, что дрова отец пойдет колоть именно к бабе Зое, живущей через два дома от них. Баба Зоя – с принципами, сама недавно похоронила сына‑алкоголика и теперь за работу расплачивается не принятой поллитрой, а исключительно продуктами: яйцами и козьим молоком. Варя знала это, потому что летом не единожды помогала старушке с огородом.
– А у тебя сколько сегодня уроков, доча? – У отца были глаза безнадежно больного и очень несчастного человека, и банальным в общем‑то вопросом он пытался замаскировать свою боль, создать иллюзию нормальности.
– Семь уроков. Плюс факультатив по химии. – Варя отодвинула чашку с недопитым чаем, добавила чуть виновато: – Пап, ну я пойду?