макияжа он отучил ее еще в первую неделю, соврал, что у него аллергия на косметику, особенно на пудру и помаду. Она пыталась спорить, говорила, что на ночь смывает макияж и при особо тесном контакте ему ничего не угрожает, но Ян пошел на хитрость, заявил, что «особо тесных контактов» ему хочется не только в темное время суток, но и днем, и что заставлять его ждать, пока она умоется, крайне негуманно.
С одежками все тоже прошло более или менее безболезненно. В Париж пришел африканский зной, и Тина почти без колебаний сменила свою экипировку на легкие платья и босоножки. Чтобы совсем уж не ломать ее привычки, Ян нашел компромиссное решение — цвета остались прежними: черный и красный, но теперь, в отсутствие безумного макияжа, они приобрели совершенно другое звучание. Благородный черный и жизнеутверждающий красный — вот как они теперь воспринимались.
Обновленная Тина выглядела до умопомрачения молодой и хорошенькой — настоящая француженка. Хотя о чем это он? Ни одна француженка ей и в подметки не годилась. Ян чувствовал гордость и удовлетворение, когда во время прогулок по Парижу на его маленькую подружку оборачивались другие мужчины. Мысль, что Клементина целиком и полностью принадлежит только ему одному, грела душу, хоть как-то уравновешивала страх и отчаяние.
Удивительное дело, отмеренных Яну дней оставалось все меньше, а чувствовал он себя все лучше. Даже ненавистная головная боль прошла. Тинины руки творили чудеса, жаль, что они не могут продлить ему жизнь. Так не хочется умирать! Особенно сейчас, когда восприятие обострено до предела и от яркости окружающего мира голова идет кругом.
Иногда страх сменялся вспышками гнева. Ян знал, что это проявление слабости, но ничего не мог с собой поделать. Мысль, что его не станет, а этот красочный мир останется, убивала. В такие моменты он срывался на Тине, ведь она тоже была частью этого мира, она тоже останется, когда он в последний раз сыграет с судьбой в кости…
Тина… Тина-Тина-Клементина… Удивительная девушка. Она терпела все его выверты, одним только взглядом, робким поцелуем гасила полыхающий в его душе пожар, и тогда Яну становилось стыдно, до слез, до зубовного скрежета. Эта маленькая девочка-пташка оказалась намного сильнее его. Уж она бы точно не стала устраивать истерик и срывать зло на других. Хорошо, что она такая чистая и, не зная истинной причины его ярости, все еще остается рядом с ним…
Тот день был особенно плохим. Ян почувствовал это с самого утра: по дробному перестуку в голове, по поднимающемуся в душе мерзкому мутному чувству ненависти к окружающему миру. Новый приступ, очередное доказательство его слабости, звоночек, напоминающий о том, что время уходит.
Тина тоже это почувствовала, она всегда удивительно тонко чувствовала такие вещи, его маленькая девочка. Утром, сразу после завтрака, она ушла «по всяким женским делам», предоставила Яна самому себе.
Он продержался до вечера, душил в себе ярость, выжигал каленым железом. Он уже решил, что справился со своими демонами и даже отважился на вечернюю прогулку с Тиной. Если бы он знал, чем закончится та прогулка, остался бы дома…
Они решили прогуляться к собору Парижской Богоматери, Тине нравилась его торжественная, немного мрачная архитектура, а Ян просто любил гулять по вечернему Парижу. Они подходили к мосту Святого Михаила, когда увидели какое-то оживление на его пешеходной части. Худой парень, на котором из одежды были только трусы, перебрался через перила и о чем-то спорил со своими товарищами.
— Самоубийца? — спросил Ян, не сводя взгляда с парня.
— Не самоубийца, а дурак! — Тина нервно дернула плечом.
Теперь, когда Ян уже совершенно точно знал, что месяц назад она не собиралась прыгать с моста, а просто испытывала себя «на прочность», эта ее реакция на происходящее показалась ему хоть и оправданной, но все же излишне резкой.
— Почему «дурак»? Просто несчастный человек. Наверное, у него какие-то проблемы.
— С головой у него проблемы! — сказала Тина неожиданно зло. — Понимаешь, что он собирается делать? Прыгать с моста на спор!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Есть такая специфическая забава — прыгать с моста в Сену. Мне Пьер рассказывал. Это, видишь ли, круто, вот и прыгают отморозки. Пойдем! — Она взяла Яна за руку. Несмотря на жару, ее пальцы были холодными, как лед.
— А что ты так разволновалась, Пташка? — Ян не спешил уходить. — Может быть, это не совсем умно, но и не смертельно.
— Иногда смертельно, — сказала она тихо. — В Сене очень сильное течение. Бывали случаи, что те, кто прыгал с центральной части моста, не могли выплыть. Пойдем же, Ян!
Он присмотрелся — парень в трусах, похоже, рисковать не хотел, прыгать собирался почти у самого берега. Трус. Хотя почему трус? Мост высокий, метров тридцать, не меньше, просто чтобы спрыгнуть с него, нужна немалая смелость. Парень медлил, поглядывал то на приятелей, то на мутные воды Сены. Впору делать ставки: прыгнет или не прыгнет. Ян бы поставил на то, что парень спасует: если не прыгнул сразу, то с каждой последующей секундой решиться все труднее.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы на мосту не появилась полицейская машина. Смельчак тут же проворно перебрался обратно на пешеходную часть, подхватил одежки и вслед за товарищами дал стрекача. Ян вдруг почувствовал разочарование и досаду, зато Тина вздохнула с заметным облегчением.
Они гуляли до позднего вечера. Гуляли бы и дольше, если бы погода не начала стремительно портиться. Поднялся сильный ветер, в воздухе запахло грозой. Тина торопилась домой, боялась промокнуть, а у Яна из головы не выходила сцена на мосту Святого Михаила. Он же всю жизнь мечтал прыгнуть с парашютом, а тут вот тебе — пожалуйста, тот же самый экстрим и даже круче. Высота приличная, течение сильное, надвигающаяся гроза, темнота и главное — никакой страховки. Выплывешь — молодец, не выплывешь — твои проблемы. Замечательная возможность сыграть с судьбой в русскую рулетку. Кому быть повешенным, тот не потонет…
На подступах к мосту Ян решился, обнял Тину за плечи, сказал как ни в чем не бывало:
— Пойдем пройдемся.
Она не хотела — по глазам было видно. Ян знал, что она боится высоты, и все равно потянул на мост. Он решил испытать себя и совсем не думал, что ломает ее. Было даже интересно — пойдет она за ним или не пойдет.
Она пошла. Вцепилась в его руку мертвой хваткой, побледнела от страха, но все равно пошла. Ровно на середине моста Ян остановился, запрокинул лицо к небу, на щеку упала крупная капля. Гроза должна была начаться с минуты на минуту, люди загодя поспешили убраться от непогоды, и на мосту они оказались сейчас одни. Редкие машины не в счет. Он снял туфли, протянул их Тине.
— Что ты делаешь? — Ее голос дрогнул.
— Ничего особенного, просто хочу попробовать.
— Что попробовать?
— Попробовать прыгнуть. — Он улыбнулся бесшабашно и зло одновременно. — Это будет интересно.
С тихим всхлипом Тина повисла у него на шее, зашептала неразборчивой скороговоркой:
— Не надо! Ян, родненький, ну пожалуйста, не надо!
— Все будет хорошо, Пташка. — Он расцепил ее холодные пальцы, оттолкнул от себя. — Ничего не бойся, все будет хорошо.
— Не надо!
Она твердила это «не надо» как заклинание или молитву. Глупая девочка, он уже все решил.
Не говоря ни слова, Ян перелез через перила. В лицо тут же ударил порыв ветра. На всех мостах дует ветер. Сердце забилось, заметалось в грудной клетке, ладони взмокли. Надо прыгать сейчас, потому что время уходит, а вместе со временем тает и решимость.
Теперь он очень хорошо понимал того мальчишку, каждой клеточкой своего тела чувствовал высоту и опасность. Вниз смотреть нельзя, небо он уже видел, Ян обернулся… Тина стояла в метре от него. Кулачки прижаты к груди, в глазах ужас пополам с ненавистью, губы что-то шепчут.
— Все будет хорошо, — сказал он не то ей, не то себе, сделал глубокий вздох и разжал непослушные
