– Марго, нельзя тебе пить на голодный желудок. Ты что, хочешь, чтобы тебя развезло? – засуетился он. – Дайте нам что-нибудь… салатов, что ли! – это уже официанту, снова с неопределенным жестом рукой. Мол, откуда я знаю? Решите все за меня, плиз.
– И давно ты с ней? Кто она? – продолжала я, не обращая внимания на всю эту суету. – Налей мне, пожалуйста. И не надо никакого салата. Я не ем после шести. Так что? Давай, рассказывай.
– Какая разница? – занервничал он. Даже водку пролил. Но разлил, кстати, на двоих. Ха-ха, кто бы сомневался. Раз уж у него есть другая, она сегодня его получит в соответствующей кондиции. Он к ней вползет. То-то она обрадуется! С другой стороны, если он с ней живет все это время, то она уже наверняка имела наслаждение наблюдать Кешеньку в состоянии «пресмыкающегося». Или они не живут вместе, а только встречаются? Почему я ничего вообще не знаю?
– Сколько ей лет? У нее есть дети? Она красива? Молода? Ты с ней счастлив?
– Марго, я пришел сказать, что больше не вернусь. Все кончено.
– Ох, какие мы категоричные! Ты так спешишь, что боишься передумать?
– Нет. Марго, давай не будем начинать. Я больше не играю в эти твои игры, я устал. Ты меня не любишь. Может быть, никогда не любила.
– Но ты-то меня ведь любил, – заметила я. – А теперь что, разлюбил? Твое здоровье! – мы выпили не чокаясь.
– Я тебя любил, – согласился он. – Но этого ведь недостаточно.
– Ты мне так и не сказал, ты счастлив? Тебе лучше с ней? Лучше, чем со мной?
– Прекрати, а то я уйду, – разозлился он, но я хлопнула еще стопку и едко улыбнулась.
– Можешь не спешить, потому что ухожу я. Все равно от тебя не дождешься подробностей. Только имей в виду, потом не плачь. Я, ты знаешь, второй раз уже не вернусь. Умерла так умерла.
– Я знаю. Может, это и к лучшему, – грустно согласился он, и я, прежде чем покинуть этот зал, успела злорадно заметить, что Кешка налил себе еще. Как раз ему принесли мой салат.
Ноги несли меня по тротуару Садового кольца, я бежала, подгоняемая шумом стоящих в пробке машин, светом их фар и нервными переливами их клаксонов. Автомобили бибикали друг другу, словно птицы, сердито ворчащие на своем птичьем языке. Только через несколько кварталов я обнаружила, что несусь в неизвестную и ненужную мне сторону с бешеной скоростью, что лицо застыло в одном, нейтральном выражении, зубы сводит от непонятного напряжения, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Я заставила себя остановиться и посмотрела на свое отражение в какой-то витрине.
– Симпатично выглядишь, мадам. Для брошенной женщины! – усмехнулась я своему окаменевшему двойнику. Красивое темно-синее платье из шелка делало меня неотразимой, но с таким лицом, как у меня сейчас, оно смотрелось нелепо.
– А что ты хотела? Ты во всем виновата сама. И теперь ты совершенно одна, – ответило мне отражение, и эта мысль не понравилась мне. Мной овладела ярость, неуправляемая и бессмысленная, направленная в никуда, ярость оттого, что я впервые в жизни просто не знала, что мне делать.
Нет, не впервые. Пожалуй, был у меня один случай, когда я вот так же бежала, не разбирая дороги, только лицо мое тогда было не каменным, а красным и мокрым. От слез. Но о том, первом, разе я уже давно забыла и не вспоминала о нем сто лет. Муки первой любви, вы что, смеетесь? У кого в жизни не бывало первой любви? У кого она не заканчивалась трагически? И только для того, чтобы освободить место для второй любви. А потом третьей, четвертой и даже пятой, если муж не очень ревнив. Мой муж ревнивым не был. У него имелось немало недостатков, из которых самым мучительным и непреодолимым был его алкоголизм. Но что-что, а ревнивым он никогда не был.
Мы были женаты почти десять лет, знакомы больше. Выпивал же он, только на моей памяти, лет пятнадцать, не меньше. Когда я выходила за него замуж, он уже имел с этим массу проблем. И многие наши общие знакомые хмурились и давились вопросом:
– Марго, зачем тебе это надо? Он, конечно, хороший парень, но ведь сопьется же!
– Без меня он пропадет совсем, – упрямо отвечала я. Хороший парень смотрел на меня глазами, полными безусловной, всепоглощающей, вечной, преданной и восторженной любви. Мне тогда еще не исполнилось и двадцати пяти, я была склонна романтизировать все. Даже пьянство. И потом, мне тогда казалось (и я это отчетливо помню), что я обязательно смогу его исцелить, спасти. Ради любви ко мне он сможет все! Просто человеку одиноко и, наверное, пережил он что-то такое… Мне нравилось, что меня так любят, с такой силой. И мне хотелось замуж. Замуж мне хотелось сильно, причем по нескольким причинам.
Во-первых, просто хотелось замуж. Все-таки возраст, то-се. У нас же принято выскакивать замуж раньше, чем ты вообще поняла, зачем тебе это нужно. Просто замуж, не именно за Кешку. Я бы с гораздо большим удовольствием вышла замуж за Диму, например. С Димой у меня (ха-ха!) была Большая Любовь, не та, первая, из-за которой я в слезах и т. п., но все же Большая и Сильная, и имей он ко мне честные намерения, я бы в Кешкину сторону даже и не посмотрела. Но потом, когда Дима неожиданно (молодость- молодость) перекинулся на мою соседку по общежитию Альбину, я – из чистого противоречия – пару раз подала надежду его лучшему другу и просто хорошему, в общем-то, парню Кеше.
Кто бы мог подумать, что все так интересно закрутится! Но официально заявляю, когда мы с Кешкой женились, Дима злился и исходил ядом ревности. Разве одно это не стоило замужества?
Во-вторых, мне совсем не хотелось после института возвращаться в свой родной Бердянск, где меня поджидали любимые родители, свежий воздух, теплое море и невыносимо тоскливая жизнь. Но оставаться в Москве с профессией «социолог», что в переводе на нормальный язык (особенно в те годы) означало «на фиг не нужный», было не с руки. А у Кешки была квартира, в которой можно было стать хозяйкой. Стало быть, в-третьих, как уже понятно, мне надо было закрепиться в столице.
И, в-четвертых, как это ни смешно, но в двадцать три года спасти кого-то от чего-то кажется ужасно заманчивым. И заслуживающим уважения. Это только потом ты понимаешь, что жить придется не с планами и мечтами, а с реальным живым человеком. Конкретно с Кешкой. Который в день свадьбы уснул в туалете. Просто расчувствовался, не рассчитал (с ним это вообще часто случалось), и вот результат: уснул прямо так, в смокинге и черной бабочке поверх изрядно заляпанной в процессе празднования белой рубашки.
Самым ужасным, как сейчас помню, было то, что именно Дима и вытаскивал Кешку из его сторожевой будки, где он предусмотрительно заперся от всех остальных гостей. Гости страдали и мучились от вполне определенных земных желаний. Туалет у нас был один. Чай, не баре. И на все вежливые стуки и просьбы Кешка мутно бормотал: «Сейчас, сейчас», а потом вообще скис и что-то тихо блеял.
– Так, народ, подвиньтесь! – скомандовал Дима, после чего он выломал замок, попробовал уговорить, но не уговорил своего лучшего друга оттуда выйти на своих ногах и вынес его, бесчувственного, на руках и торжественно водрузил на брачное ложе.
– Ну, как говорится, горько! – ехидно заметил он и оставил меня наедине с молодоженом. Именно тогда я поняла, что спасение утопающего будет не так уж романтично. И злая как черт, оставила утопающего утопать в своих вертолетах, а сама пожала плечами и отбыла праздновать и любоваться кольцом. Танец новобрачных я танцевала с Димой (как бы в благодарность за совершенный подвиг). Мы, кстати, потом еще некоторое время встречались. Мое замужество сильно распалило его почти увядшие чувства.
Интересный факт, но со временем я поняла, что замужество, на самом деле, совсем не мешает личной жизни. Наоборот, скорее даже помогает. Мужчины с такой готовностью идут на сближение с окольцованной женщиной, что поневоле начинаешь чувствовать себя королевой. Еще бы: кругом полно молодых да свободных, а ты, хоть и не старая, и вообще очень даже ничего, и одета со вкусом, но ведь другому отдана и будешь век ему… Ну, не будем о грустном. Классик писал о другом времени, а современный мир имеет совсем другие нравы.
– Эх, если бы ты не была замужем, я бы… ух! – часто говорили мне мужчины, которым удавалось добиться моей благосклонности. Это было непросто, но, положа руку на сердце, не так чтобы уж очень сложно. Рядом с Кешкой всегда было так тихо и холодно, что я бы просто окоченела, если бы не отогревалась время от времени в чьих-то теплых нежных руках. Думаю, что Кешка и сам это понимал и старательно ничего не замечал. Иногда то, как он умеет ничего не видеть и не понимать, возмущало даже меня.
