неизвестно, да и не важно. — Я докурил сигарету и потушил ее прямо в тарелке. — Жители, по крайней мере одного дома, покинули его, не успев доесть ужин и досмотреть свою любимую мыльную оперу или передачу. Мало того, эти садюги оставили на привязи собаку, которая издохла дней этак через пять, а то и больше в голодных муках. — Я встал со стула и прошелся по комнате, мне уже не важны были детали, я понимал, что дом оставлен в считанные минуты и все то, что я тут видел, лишь подтверждало это. В голове вырисовывалась интересная картина. Я словно перенесся на шестнадцать лет назад, в середину сентября, я присутствовал в комнате незримым наблюдателем из будущего. В углу работает телевизор, крепкий мужчина сидит в кресле напротив и читает газету в надежде найти что-нибудь посмотреть на вечер, он уже поужинал, и его тарелка лежит в раковине на кухне. За столом сидит его сынишка лет двенадцати и нехотя доедает жаренный на сале картофель с луком. Жена сидит рядом с сыном и подгоняет его, ее тарелка уже почти пуста, а вот сын никак не доест, а она хочет быстро помыть посуду и на том закончить с домашними делами на вечер. Она хочет расположиться на том диване, что примыкает к стене слева, и посмотреть то, что выберет ее муж, а может, она хочет поторопить сына для того, чтобы успеть повлиять на выбор мужа. Сын не капризничает, он знает, что капризами он привлечет внимание отца, и тогда ему может не поздоровиться, но и спешить с ужином он не собирается. Под потолком горит старенькая люстра, но на ней нет ни грамма пыли, так как в этом доме идеальная хозяйка. Желтый свет струится по комнате, наполняя ее приятным теплом, сентябрь в этих местах достаточно суров, и по ночам температура уже близка к нулю. Внезапно во дворе начинает ожесточенно лаять собака, она надрывается, звенит цепь, натянутая до предела. Свет под потолком гаснет, комната погружается в кромешную тьму, и тут же яркой вспышкой свет загорается вновь, но гостиная уже пуста, во дворе продолжает надрываться собака. Город умер в одно мгновение, и ее никто не слышит. Я моргнул и вижу комнату спустя шестнадцать лет, на столе две тарелки со сгнившими остатками еды, на кресле лежит пожелтевшая газета с телепрограммой. Толстый слой пыли, и ни единого следа пребывания человека. Вопросов становилось все больше и больше, а вот ответов на эти самые вопросы я не получал.
Я взглянул на часы и обнаружил, что время начало подкатывать к пяти вечера, мне надо было найти жилье на всю неделю, что я рассчитывал провести тут. Через неделю меня ждал обратный путь, и я надеялся, что припасов мне хватит на всю дорогу, в противном случае придется охотиться, что я крайне не любил, но выбирать между голодной смертью и охотой не приходилось. В каждом человеке живет жестокий хищник, готовый ради своего выживания применять не только силу, но и свой разум, именно потому мы превалируем над неразумными тварями, населяющими наш зеленый шарик.
Через час я нашел славную квартирку в хрущевке с уцелевшей дверью, которую в последующие ночи регулярно баррикадировал. Надо сказать, что все убранство в этой двухкомнатной квартире говорило о том, что хозяева покинули ее так же спешно, что и люди из того самого частного дома, в котором я побывал. Тут не было накрытого ужина, но присутствовала разостланная постель со смятыми и покрытыми пылью подушками. Будто хозяева спали в тот момент, когда случилось нечто, заставившее их уйти из Ежа.
Глава 5
На пятый день своего пребывания в Еже я обнаружил недурственный склад припасов. Здесь были продукты в виде различных солений и консервов, также я обнаружил три новеньких и смазанных ружья с полным боекомплектом, которого бы хватило на месяц беспрерывной пальбы, и три новых карабина, укомплектованных в той же серьезной степени, что и ружья. В тот момент я понял, что задержусь в Еже на куда более длительный срок. Кто был обладателем этого склада, для меня осталось загадкой. Я обнаружил его в одном из частных домов, от остальных его отличали лишь размеры. В доме было два этажа, с достаточно большой мансардой, большой двор и наличие в гараже, помимо УАЗика, вездехода. По моему разумению, тут жил староста либо какой-то управляющий. И запасы, что я обнаружил, предназначались населению в случае крайней необходимости.
Я продолжал строить различные теории по поводу исчезновения населения Ежа, но, к сожалению, в голове не возникало ни одной светлой мысли. Вспоминалась история в устье реки Туры, где исчезла небольшая деревушка. Славка ездил туда в одиночку, и без труда выяснил, что на деле деревня состояла из одного двора, все остальные жители либо умерли, либо разъехались по родственникам. Последний дед, что остался в деревне, попросту преставился, и населенный пункт перестал существовать, не сохранилось даже названия.
Я крайне надеялся на то, что мне не придется лицезреть братскую могилу жителей города, но подобная вероятность существовала. Правда, до сих пор я не обнаружил ни одного трупа, хотя облазил почти весь город вдоль и поперек.
Мысли, мысли, мысли, они бродили в моей голове уже не столь ровными колоннами, как это было в первый день моего пребывания в городе. Нет, мой рассудок не помутился ни в коей мере, однако отсутствие людей, живого общения и гнетущая обстановка Ежа сбивали меня с толку. Я уже готов был поверить в то, что в один из прекрасных дней, а именно шестнадцатого сентября тысяча девятьсот девяносто четвертого года, перед тем самым магазинчиком приземлилась тарелка с зелененькими человечками на борту. И эти самые зелененькие братья по разуму, а может, вовсе и не братья, забрали жителей города с собой, дабы поглумиться над их физиологией с помощью хирургических приспособлений. Или, наоборот, сделать их богами на своей далекой Альфа Центавре.
Славки чертовски не хватало мне в нынешнее время, и я все чаще и чаще вспоминал о нем. Ранее я бывал в длительных кампаниях в одиночку, и я не могу сказать, что это хоть как-то сказывалось на моем рассудке. В Еже было все иначе, здесь каждый квадратный сантиметр казался мне враждебным, каждый миллиметр хранил вселенские тайны. Все это сводило меня с ума, и я порой начинал опасаться того, что сам сгину в этом проклятом месте…
…Седьмой день. Я стою перед массивными воротами лесопилки, дорога здесь асфальтирована, но даже это не спасло ее от вездесущей растительности. Градообразующее предприятие Ежа, построенное в далекие, еще дореволюционные времена. В те годы лес сплавляли по реке, обработанные же доски пускали пароходами. В советское время торговать лесом стали с японцами, сплав по реке прекратился и начался его массовый вывоз грузовиками, каждую зиму без остановки между Ежем и Екатеринбургом, в те времена Свердловском, сновали грузовики, а уже из столицы области ценный груз отправлялся за границу. Здесь я надеялся найти ответы на свои вопросы.
Ворота были открыты, и я без труда попал на внутренний двор, как и во всем городе, здесь царило полное запустение. Несколько ГАЗиков шестьдесят шестых стояли у небольшого ангара, сделанного из оцинкованного листа. Чуть поодаль раскорячился мощный УРАЛ, он был в несколько лучшем состоянии, нежели его собратья по несчастью, думаю, при определенном желании его можно было даже завести. Пара вездеходов красовалась здесь же, очевидно, лесорубы передвигались по тайге именно на них, это были мощные ГАЗы, на мой взгляд, семьдесят первые, а может, и другой модификации, в этой технике я разбирался слабовато. Дальше шли ангары, сделанные так же на скорую руку, но и в Еже действовало правило: «Нет ничего более постоянного, чем временное». Видимо, в этих ангарах располагались сами цеха лесопильни. Почти на самом въезде я увидел синенькое одноэтажное здание с решетками на окнах, подозреваю, это и было управление, а возможно, и бухгалтерия в одном лице. Я направился прямо к нему: если где и была документация последнего периода, то она должна была быть там. Что немаловажно — официальная документация, которая могла пролить свет на последние дни существования города. Дверь, как и многие двери в Еже, была не заперта, чему я немало подивился, как-никак строитель здания взял на себя труд установить решетки в окнах, но кому они нужны, если двери тут вообще не запираются. Хотя я не совсем прав, двери магазина были когда-то заперты, их просто взломали бесцеремонными выстрелами в упор.
Внутри управления стоял тяжелый воздух, за все эти годы его не коснулось свежее дуновение ветерка. Однако, в отличие от всего виденного мною ранее, тут прогулялся кто-то похлеще ветерка. Столы были перевернуты, бумаги разбросаны по полу. В углу стоял огромный стационарный сейф, времен Николая второго, чуть выше двери сейфа на небольшой плашке красовались цифры изготовления, это был тысяча девятьсот третий год, и фабрика-изготовитель, название прочесть было невозможно, буквы за время
