стояли пожарные и ровным счетом ничего не делали. Затем я увидела, как выбегали мужчины из горящих домов, и их сразу же погружали в грузовики. Продукты из магазинов лежали прямо на улице. Люди вокруг молча смотрели на все это, но не двигались с места»[17]. Ева Ресснер рассказывает: «На другой день старики рылись в грудах обломков. Одежда из шкафов была выброшена и валялась в грязи. Полированная мебель разбита на куски, картины выломаны из рам. Два старика искали что-то среди обломков. Все выглядело так, как будто бы они только что пережили воздушный налет, вмиг разрушивший дома. Я взглянула на то, что было из них выброшено: обломки, оставшиеся от мебели, и продукты, валявшиеся на мостовой. Ужасная картина»[18].
Преследование евреев в Германии не ограничилось массовыми погромами и избиениями торговцев, владельцев лавок и небольших предприятий, оно коснулось и немецкой интеллигенции — врачей, учителей, художников, писателей и поэтов. Вот как описывал великий немецкий писатель Лион Фейхтвангер в своем нашумевшем романе «Семья Опперман» Берлин тех времен и расправу с врачами в клинике:
«На улицах толпятся любопытные, охотники поглядеть, как проводится бойкот… Бесчисленные плакаты на дверях, витринах, стендах: «Евреи», «Не покупайте у евреев», «Жид, сгинь, пропади». Повсюду стоят, расставив ноги в высоких сапогах, ландскнехты и, разинув глупые рты, орут хором: «Пока не околеют все жиды, ни хлеба, ни работы ты не жди»… «Едва успевают увезти больного в палату, как они [нацисты] являются… Предводительствуемые несколькими студентами-фашистами, устраивают охоту на [врачей- евреев]. Едва поймав кого-нибудь, они выводят его на улицу… Субъект о двух звездочках… приветствует тайного советника Лоренца: «… национальная революция, господин профессор, — поясняет он. — Жидов гнать отовсюду. У нас приказ выбросить их из клиники»[19].
Погромы в «хрустальную ночь» стали кульминацией насильственных радикально-антисемитских действий активистов НСДАП. Население оставалось в основном безразличным; одни жители участвовали в грабежах, а другие предпочитали не вмешиваться. Мартин Левенберг рассказывал: «Я и многие другие немцы просто наблюдали за происходящим. Руководство нацистов рассчитывало на какую-либо солидарность, гнев, направленный против евреев, однако настроение большей части народа было скорее безразличным, чем агрессивным. Да, мы были пассивными, хотя и не считали это в порядке вещей, однако предпочитали не вмешиваться». Часть населения соглашалась с политикой нацистов — дискриминацией и изгнанием евреев, хотя принципиально отказывалась от антисемитизма. Для проведения в жизнь антисемитской политики нацистов ночь погрома стала решающим шагом. Она означала переход к форсированному изгнанию евреев за границу. Позднее евреи в «Великом рейхе» лишались как основных прав, так и средств к существованию. Общество должно было окончательно усвоить себе, что главная цель нацизма — освобождение Германии от евреев.
После захвата Австрии, Чехословакии и вторжения в Польшу руководство гитлеровского государства и в первую очередь гестапо начали готовиться к установлению в Европе «нового порядка». Самые жуткие планы вынашивались в отношении евреев.
В секретном приказе Рейнхарда Гейдриха от 21 сентября 1939 года была определена политика нацистов по отношению к евреям Польши: всех евреев следовало вывезти из небольших городов и местечек и поместить в изолированные районы крупных городов — в гетто; почти вся собственность евреев подлежала конфискации. Как правило, гетто создавались в городах и населенных пунктах, находившихся вблизи железнодорожных путей, с тем чтобы впоследствии арестованных можно было легко вывозить в лагеря смерти.
В конце 1941 года — начале 1942 года гитлеровцы приступили к ликвидации гетто, а находившихся там людей либо уничтожали, либо перевозили в лагеря смерти. Туда направлялись эшелоны с евреями из оккупированных западноевропейских стран, из Украины, Белоруссии, Прибалтики, из западной части России. Началась настоящая охота за людьми.
По приказу шефа гестапо Генриха Мюллера от 20 000 до 30 000 еврейских мужчин было отправлено в концентрационные лагеря Бухенвальд, Заксенхаузен и Дахау, большинство из них умерли или были зверски замучены.
Многие евреи поняли, что их спасение только в эмиграции.
Глава 2
«Нюрнбергские законы»
Евреи в Германии все больше и больше подвергались усиленному давлению. Посредством различных предписаний они лишались ряда прав. Был принят «Закон о запрете для евреев занимать определенные профессии». Так были дисквалифицированы «неарийские» нотариусы, врачи и стоматологи и сильно ограничена деятельность адвокатов. Уже в сентябре 1933 года евреев почти вытеснили из области культуры, где их пребывание стало возможным только в узких границах. Таким же скандальным мероприятием, как систематические запреты работать по специальности, была так называемая «ариизация», когда владения евреев передавались «арийцам». Сначала отбирались маленькие предприятия, владельцы которых принадлежали к среднему слою населения. 100 000 таких предприятий передали «в собственность арийцам». К 1938 году было «ариизировано» 60 процентов всей еврейской собственности. Министр пропаганды Геббельс гарантировал этим акциям полный успех, считая, что они открывают путь к безграничной антисемитской политике.
Если в 1934 году страну покинуло не так много евреев, то в марте и апреле следующего года их число значительно увеличилось. В последующее время начался непрерывный антисемитский бум и все чаще с явным превышением власти. Тогда министр внутренних дел Фрик законодательным путем отменил для евреев целый ряд значительных имперских прав.
Антисемитские законы были нацелены не только на вытеснение евреев из экономики, но и на проведение политики «чистоты расы». Половые сношения между евреями и арийцами стали преследоваться по закону. Была развязана мощная пропагандистская антисемитская кампания. Статьи в реакционной газете «Штюрмер», направленные против евреев, привели к тому, что дело постоянно доходило до погромов.
Террор коричневых ударных отрядов свирепствовал повсюду с неослабевающей силой.
Принятие антисемитских законов в Германии проходило особенно интенсивно в период с апреля по октябрь 1933 года, после чего наступило некоторое затишье. Сравнительная неустойчивость нового режима, трения между СА и армией, экономические трудности, а также естественное угасание «революционной восторженности», характерной для первых месяцев после победы, — все это тормозило законодательную деятельность. В течение 1934 года нацисты, и особенно Гитлер, пытались разными способами укрепить режим, и еврейская проблема на этом этапе перестала быть первостепенной, разумеется, в плане тактическом, а не принципиально-идеологическом.
Кроме того, Министерство экономики и некоторые немецкие функционеры были озабочены таким положением дел, так как все эти антисемитские выходки отрицательно сказывались на экономике Германии. Министр экономики Ялмар Шахт предложил министру внутренних дел Вильгельму Фрику, несмотря на ограничение еврейской активности в экономической сфере, все-таки установить контроль над разнузданным террором. «Еврейский вопрос», по его мнению, должен был решаться не столь явным путем, а на известной легальной основе. И к концу августа 1934 года антисемитский шабаш начал понемногу стихать, поскольку Фрик ослабил давление на евреев.
Кое-какие сферы общественной жизни Германии еще оставались доступными для евреев. Их продолжали считать рядовыми гражданами Германии.
Однако в 1935 году положение кардинально изменилось. Создание гестапо, где Гиммлер и Гейдрих настойчиво проводили свою расовую политику и всячески поощряли антисемитизм, послужило основой для возникновения новых форм деятельности против евреев.
Инициаторами стали местные партийные организации: например, Гитлерюгенд «земли» Бавария
