правил.
Глава двенадцатая
ЗАПРЕТНАЯ ТЕМА И СНОВА ВОКЗАЛ…
С тех первых трех дней (еще до аборта) у них так ни разу ничего постельного и не произошло. Вначале, понятно, было не до того. Но время прошло, и первым открыл сезон вовсе не он, а какой-то Сеня…
Но винить в этом Рыжюкас мог только себя. Дело в том, что он с Маленькой… халтурил.
Он ведь и не добивался с нею сексуальной близости, не заводил, не
Так что не она виновата в том, что ко встрече с нею он просто устал от своих уроков и как-то вообще поскучнел. Ему больше не хотелось никого склонять к рисковым играм, да еще беря на себя хлопоты о настроении учениц, которых ведь сразу не оставишь самостоятельно барахтаться в этом омуте новых ощущений. Всех не перетрахаешь, хотя, как любил повторять его школьный приятель Махлин-Хитрожоп, к этому и нужно стремиться… Тем более, всех не переучишь.
На этой вот собственной усталости, еще не зная ее подлинной и, как сталось, трагической причины, он с Маленькой и пролетел.
Ее к нему
А, как назидали пацаны в его детских дворах: «Любовь это костер – не кинешь палку, погаснет».
Ее и вообще ни к кому физически не тянуло, что чаще всего и бывает с этими «детьми подземелья», готовыми из любопытства отдаться первому встречному.
При всей своей постельной неуклюжести, эти юные старательницы вовсе не кажутся малышками, когда все проделывают – с детской готовностью, как упражнения на уроке физкультуры.
Насмотрелись по видику…
Но это только пока им
Потом им
До него она ни разу не кончала. Во всяком случае, с мужчиной. Он это понял. И потряс ее тем, что сразу угадал.
А потом еще больше потряс, когда угадал, что наедине с собой у нее
Все про нее он сразу понял и угадал, если не в поезде, то после ее приезда, когда, отправив сестру к подруге, они завалились в постель, трое суток не одеваясь. Хотя Рыжюкас был уже не тот и о былых рекордах не помышлял.
Это с Последней Женой, еще до женитьбы, они однажды, взяв ключ у Веты, его Крылатой Любовницы, к полному девичьему визгу, преодолели подъем на этих американских горках с десяток раз кряду. Не за час, разумеется – Рыжюкас, всегда серьезно относясь к
Квартира Веты была на восьмом этаже, окно распахнуто, а визг в комнате стоял такой, что внизу на трамвайной остановке собралась толпа: все задрали головы, как на пожаре, пока кто-то не вызвал милицию. И Рыжук хорош потом был – отмазываясь от участкового редакционным удостоверением…
Впрочем, Маленькой столько было и не нужно. Вначале ей было интересно, она с радостью захотела попробовать
…Поначалу они чаще всего ведут себя, как школьницы, которые строят из себя ушлых шлюх. Это выглядит вполне правдоподобно – для человека, который не видел шлюх и никогда не имел с ними дел, но ужасно веселит того, кто съел в этом деле собаку.
Но зато учить таких «школьниц» забавно, особенно, если начать урок, резко шлепнув:
– А ты не боишься, что однажды станешь всего лишь вялой телкой, которая сто раз… плохо пососала член?
Маленькая взвилась, как кошка от кипятка.
Но, шлепнув, он тут же и объяснил, что это – ради науки и для нее же, и она стала внимать, сразу притихнув, Так с ней еще никто не разговаривал.
– Тут все просто, – заговорил он уже мягко, – юная девица, готовая сразу отдаться, все что угодно проделать – сама по себе ценность. На это любой западет. Какой бы она ни была неумехой… Но все это только по первому разу – пусть таких
На податливости, даже на старании здесь долго не проедешь. Кое-что надо сначала усвоить. И выполнять легко как повороты в авто – на автомате и не думая о рычагах. Нельзя танцевать хорошо, если считаешь шаги: раз в сторону, два влево, шаг в сторону, два вперед. Тут ведь нужно еще и ритму отдаться…
– Тебе интересно? – спросил он.
Ей было интересно. Тем более, этот писатель сразу как-то круто завернул. Сначала с вялой телкой, а теперь вот вообще про какое-то хамство.
– Первая заповедь – не ленись и не халтурь, даже если тебе кажется, что стараться уже не нужно. Это хамство.
– Причем тут хамство?
– Я имею в виду не грубые поступки, а отсутствие культуры. Когда ходят в грязной обуви по паркету, стаканами хлещут коньяк, а в общей уборной срут на пол, потому что так удобнее…
– Ты что-то не то загибаешь, то про танцы, то про срать на паркете…
– Ничего, давай по порядку… Я ведь вот о чем… Когда тебе интересно, ты стараешься и выкладываешься, в общем, танцуешь… Тебя, естественно, приглашают и на второй, на третий танец. Но тебе уже не так интересно, потому что тебе с ним уже «все понятно» и «на фиг тебе это не надо». Фыркаешь, отвернувшись. Завела человека и… кинула. Вот тебе и хамство…
– Но если я натанцевалась? И этот твой танцор мне уже и не нужен?
– Вот-вот, об этом я и говорю. Один раз «уже не нужно», другой. С другим, с третьим… Но очень скоро ты будешь одиноко стоять у стены.
– А ты вообще не можешь разговаривать с девушкой как-то помягче?
Чтобы «помягче», он привел «доходчивый пример»
– Вот я никогда не написал бы плохую статью. Кому дело, что наспех, что после пьянки, что тема неинтересная, что лишь бы срочно дыру в газете заткнуть… Бывали случаи, наседали: «Нам что, твой портрет на газетную полосу ставить? Давай как есть, иначе катастрофа!» – «Извините, это меня совершенно не касается». Пока не сделаю так, чтобы нравилось самому, я печатать это не дам, иначе потом не отмоюсь… Кого вообще интересуют мои объяснения?
– А причем здесь минет? – Она, оказывается, следила за ходом его рассуждений, и вот вернулась к зацепившему ее началу.
– При том, что позиции нужно удерживать. И если уж за что-то взялась, то проделать все классно… – Он улыбнулся. – А заодно помнить, что когда даешь мужику, ему, как минимум, должно быть с тобой хотя бы удобно. Ну, как-то расслабиться, прогнуться…
– А тебе со мной…
– Просто хотелось бы, чтобы в постели лежало не бревно.