Дом толкователя

Россия сопровождает Царя своего. — Целые грады двинулись за Ним!» (Сын отечества. 1826. Ч. 105. № 1.С. 88).

6 (18) марта 1826 года траурная процессия достигла Петербурга и двинулась к Казанскому собору, где гроб императора был выставлен на поклонение народу. 13 (25) марта тело покойного было торжественно перевезено в Петропавловский собор, где состоялись отпевание и погребение государя. День похорон «был пасмурный, морозный, с ветром и снегом» (ср. «под сильным крылом непогоды») (Шильдер: IV, 440). За гробом Александра шли «император Николай, великий князь Михаил Павлович, чужестранные принцы, герцог Веллингтон и многочисленныя свита, все в черных шляпах и плащах» (Там же). В процессии также участвовали представители многочисленных народов империи: ногайские татары, башкиры, киргизы и др. (ср.: «Князь Игорь, его воеводы, // Дружина, свои и чужие народы»). Как отмечает Ричард Уортман, торжественное зрелище было задумано как воспоминание о героической эпохе Александра 1 — победителя Наполеона (Уортман: 359). Не случайно оно было приурочено к годовщине вступления государя во главе русских войск в Париж в 1814 году. Приведем воспоминания современника об этой процессии:

<…> все участвовавшие в ней, начиная с государя, шли в длинных и широких черных плащах, имея на головах черные же шляпы с распущенными полями! <…> Не говоря уже о многочисленных представителях правительственных и общественных учреждений, гербах, орденах, регалиях и пр., особенное внимание мое привлекли на себя боевой и траурный кони <…> За многочисленным духовенством, наконец, показалась великолепная траурная, печальная колесница и на ней гроб — кого же? того, который после двадцати четырех лет царствования в России оставил по себе такую громкую славу и общую любовь! Нужно было быть современником той эпохи и свидетелем этой печальной церемонии, чтобы постигнуть всю полноту мыслей и чувств при виде этого гроба. Подлинно, можно было бы, подражая словам Феофана Прокоповича, сказать: «Что видим? что делаем? Александра 1- го погребаем».

(Шильдер: IV, 440–441)

Упомянутые мемуаристом два коня, черный траурный и белый боевой, играли важную роль в символике похорон: оба были с покойным императором в Париже[144]. Ср. из стихотворения Н. Ивановича Писарева о московской печальной процессии, состоявшейся по тому же ритуалу от 3 (15) февраля 1826 года:

Ведут коня: он томным оком
Глядит на прах своих копыт,
Идет в унынии глубоком
И гриву по песку влачит. —

Где всадник, где громометатель,
Душой и телом Исполин,
Дружинам к славе указатель.
Земли и року Властелин?..

Се — Он простерт на колеснице!
Се Тот, Кто честь народов спас!
Ни скиптра, ни меча в деснице,
Уста безмолвны, взор угас.

(Деяния: 139)

Вернемся к аллюзионной балладе Языкова:

Пришли — и широко бойцов и граждан
          Толпы обступили густыя
То место, где черный восстанет курган,
          Да Вещего помнит Россия;
Где князь бездыханный, в доспехах златых,
          Лежал средь зеленого луга,
И бурный товарищ трудов боевых —
          Конь белый — стоял изукрашен и тих
У ног своего господина и друга.

(Языков: 198)

Целая эпоха уходила с усопшим:

Все, малый и старый, отрадой своей,
           Отцом опочившего звали;
Горючие слезы текли из очей,
           Носилися вопли печали;
И долго, и долго вопил и стенал
           Народ, покрывавший долину;
Но вот на средине булат засверкал,
           И бранному в честь властелину
Конь белый, булатом сраженный, упал
           Без жизни к ногам своему господину.
Все стихло… руками бойцов и граждан
           Подвинулись глыбы земныя…
И вон на долине огромный курган,
           Да Вещего помнит Россия!

(Языков: 198)

В балладе Языкова «молодой владыка славян» (на самом деле исторический Игорь не был молод) в память почившего князя созывает свою дружину на ратную потеху. Это несомненная аллюзия на гвардейский парад, устроенный новым царем в двенадцатую годовщину вступления русской армии в Париж. У Языкова:

Тогда торопливо, по данному знаку,
           Откинув доспех боевой,
Свершить на могиле потешную драку
           Воители строятся в строй;
Могучи, отваги исполнены жаром,