Тотли-Тауэрс. Украл он что-нибудь на этот раз?
— Янтарную статуэтку, оцениваемую в тысячу фунтов.
— Вот умелец! — сказал владелец фотоаппарата, как мне показалось, с затаенным восхищением. — Надеюсь, его арестовали?
— Да. Он провел ночь в местной тюрьме. Но на следующее утро сэр Уоткин смягчился и отпустил его с миром.
— Неуместная снисходительность.
— Вот именно.
Владелец фотоаппарата больше не высказывался на эту тему, хотя про себя, вероятно, подумал, что он в жизни не видел такого сиропного семейства, как эти Бассеты.
— Что ж, я глубоко вам признателен, — сказал он, — что вы рассказали мне о Вустере и предостерегли на будущее. Я привез с собой одну очень ценную антикварную вещь, которую надеюсь продать мистеру Траверсу. Если Вустер о ней узнает, он непременно попытается ее украсть, и если он попадется на этой краже, то, обещаю вам, одной ночью в тюрьме он не отделается. Его накажут по всей строгости закона. Кстати, как насчет партии в бильярд перед ужином? Врач прописал мне небольшую физическую нагрузку.
— С удовольствием.
— Тогда пойдемте в бильярдную.
Подождав, пока они уйдут, я вошел и опустился на диван. Я был глубоко взволнован: если вы думаете, что кому-нибудь приятно услышать слова, которые говорил обо мне Спод, вы ошибаетесь. У меня участился пульс, и на лбу выступил трудовой пот, как у деревенского кузнеца. Я остро нуждался в глотке спиртного, и в тот самый момент, когда мой язык уже начал присыхать к гортани, на сцене появился Дживс, держа в руках поднос со всем необходимым. Вот так же — вы, наверно, слышали — в Альпах приходят на помощь людям сенбернары, за что их и ценят так высоко.
К исступленному восторгу, который я испытал при виде Дживса, примешалось удивление по поводу того, что он выступил в роли виночерпия. По всем правилам это была компетенция Сеппингса, дворецкого тети Далии.
— Привет, Дживс! — выпалил я.
— Добрый вечер, сэр. Я распаковал ваш багаж. Можно налить вам виски с содовой?
— Конечно, можно. Вы что, теперь здесь за дворецкого? Я в полном недоумении. Где Сеппингс?
— Он слег в постель, сэр, с острым несварением желудка, произошедшим из-за злоупотребления яствами месье Анатоля за обедом. Я временно исполняю его обязанности.
— Очень благородно с вашей стороны, и очень благородно было прийти мне на помощь именно сейчас. Я испытал потрясение, Дживс.
— Сочувствую вам, сэр.
— Вы знали, что Спод здесь?
— Да, сэр.
— И мисс Бассет?
— Да, сэр.
— Мы как будто снова попали в Тотли-Тауэрс.
— Понимаю ваше замешательство, сэр, но нежелательных контактов легко избежать.
— Да, но пока вы будете избегать нежелательных контактов, о вас нарасскажут всяким типам в панамах, что вы — нечто среднее между аристократом-взломщиком и вокзальным воришкой, — сказал я, хлестко сформулировав идею Спода.
— Весьма огорчительно, сэр.
— Еще бы. Мы-то с вами знаем, что все мои действия в Тотли-Тауэрсе имеют разумное объяснение, но я боюсь, как бы Спод не рассказал что-нибудь тете Агате.
— Маловероятно, сэр.
— И я так думаю.
— Но мне понятны ваши чувства, сэр. «Кто тащит деньги — похищает тлен. Что деньги? Были деньги, сплыли деньги. Они прошли чрез много тысяч рук. Иное — незапятнанное имя. Кто нас его лишает, предает нас нищете, не сделавшись богаче»[49].
— Точно. Сами придумали?
— Нет, сэр. Шекспир.
— У вашего Шекспира есть несколько метких высказываний.
— По-моему, все его высказывания таковы, сэр. Налить вам еще виски?
— Непременно, Дживс, и с подобающей расторопностью.
Вновь выполнив спасительную миссию сенбернара, он удалился, и когда я, уже не испытывая острой жажды, медленно потягивал вторую порцию виски, дверь распахнулась, и в гостиную влетела тетя Далия, вся веселье и румянец.
Глава 6
Встречаясь с этой родственницей, я каждый раз думаю, как странно, что одна сестра — назовем ее сестрой А — может быть так не похожа на другую — назовем ее сестрой Б. Если тетя Агата рослая, худощавая и скорее напоминает стервятника из пустыни Гоби, то тетя Далия коренастая, как регбист, чья задача — вводить мяч в схватку. И по характеру они совершенно разные. Тетя Агата холодная и высокомерная, что, вероятно, не мешает ей оживляться в полнолуние, когда, по слухам, она совершает человеческие жертвоприношения. Со мной она всегда обращается так, словно она строгая воспитательница, а я — ее шестилетний подопечный, которого она только что застала ворующим варенье из буфета. Тетя Далия, напротив, веселая и добродушная, как «дама»[50] из рождественской комедии. Загадка природы, да и только.
Я обратился к ней с громким приветом, в каждом звуке которого чувствовались родственная любовь и почтение, и даже запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Сейчас было не время песочить ее за то, что она напустила полный дом всяких Сподов, девиц Бассет и хамоватых пузанов в панамах.
В ответ она приветствовала меня грубоватым охотничьим улюлюканьем. Очевидно, псовая охота приучает выражаться междометиями.
— Кого я вижу: молодой Берти.
— Он самый. Бодр и весел, готов к любым превратностям судьбы.
— И как обычно, томится жаждой. Я так и думала, что застану тебя хлебающим виски.
— Я пью исключительно в лечебных целях. Я испытал потрясение.
— Из-за чего?
— Случайно мне стало известно о пребывании в доме этого фрукта Спода, — сказал я, почувствовав, что настал удобный момент для того, чтобы перейти к изложению претензий. — Чего ради вы пригласили сюда этого дьявола в образе человеческом? — спросил я, зная, что она разделяет мое мнение о седьмом графе Сидкапе. — Вы много раз говорили мне, что считаете его грубейшей ошибкой природы. И тем не менее лезете из кожи вон, чтобы, как это сказать, подмазаться к нему, что ли. Уж не спятили ли вы, старая прародительница?
Казалось бы, после такого нагоняя она должна была залиться краской, которую, правда, едва ли удалось бы разглядеть — у нее и без того красные щеки, потому что в свое время она охотилась в сильные морозы, — но ни о каких угрызениях совести в ее случае речь не шла. Пользуясь выражением из репертуара Анатоля, можно сказать, что вся моя ругань была ей как об стенку горох.
— Меня попросил Медяк. Он хочет, чтобы Спод выступал с речами в его поддержку. Он шапочно с ним знаком.
— Избави Бог ему познакомиться с ним поближе.
