волосах? «Шанель» номер пять?
— В тебя кто-то кинул яйцом?
— Там все во всех кидались яйцами. Нет, прошу прощения. Некоторые кидались репой и картошкой.
— То есть собрание пошло, как говорится, вразнос?
— Не было еще собрания в истории английской политики, которое бы настолько пошло вразнос. Яйца так и свистели в воздухе. От всевозможных овощей света божьего не было видно. Сидкап получил фонарь под глазом. Кто-то пульнул в него картошкой.
Я испытывал двойственные чувства. С одной стороны, мне было жаль, что я пропустил столь впечатляющее политическое мероприятие, с другой стороны, услыхать, что Спод получил картофелиной в глаз, было для меня таким же наслаждением, как вонзить зубы в плод редкостного вкуса и аромата. Я ощутил прилив благоговейного почтения к снайперу, достигшему такой меткости. Ведь картофелина — снаряд некруглый и шишковатый, и послать ее точно в цель может лишь подлинный мастер.
— Расскажи подробней, — попросил я, вполне довольный.
— К чертям подробности. Мне срочно надо в Лондон. Завтра мы с утра должны объехать все регистрационные бюро и выбрать самое подходящее.
Это было что-то не похоже на Флоренс, которая, если когда-либо благополучно минует этап помолвки, уж непременно настоит на бракосочетании с епископами, подружками невесты, всеми положенными песнопениями и последующим приемом гостей. Внезапно меня поразила одна мысль, и я чуть не задохнулся. Во всяком случае, послышался звук, похожий на шипение иссякшего сифона для газировки, и источником этого звука был, по-видимому, я.
— «Мы» — это ты и М. Гленденнон? — спросил я.
— Кто же еще?
— Но каким образом?
— Не важно, каким образом.
— Мне очень даже важно. Ты был проблемой номер четыре в моем списке, и я хочу знать, как она разрешилась. Неужели Флоренс объявила тебе амнистию?
— Объявила в недвусмысленных выражениях. Вылезай из машины.
— Но почему?
— Потому что, если ты через две секунды этого не сделаешь, я вышвырну тебя силой.
— Я спрашиваю, почему она объявила тебе амнистию?
— Спроси Дживса, — сказал он и, ухватившись за воротник моего пиджака, вытащил меня из машины, как портовый грузчик — мешок с зерном. Он занял мое место за рулем и миг спустя уже мчался вдаль, спеша свидеться с женщиной, которая, по-видимому, ждала его в условленном месте с сумками и чемоданами.
Он оставил меня в состоянии, которое можно определить словами: смутное, озадаченное, растерянное, недоуменное, заинтригованное. Из его слов я понял следующее: 1) дебаты проходили в обстановке далеко не сердечной; 2) по их завершении Флоренс изменила свои брачные планы; 3) если требуется более подробная информация, ее может предоставить Дживс. Это побольше, конечно, чем заклинатель мог извлечь из глухого аспида, но все же не слишком много. Я чувствовал себя адвокатом — таким, например, как мамаша Мак-Коркадейл, — которому ставит палки в колеса косноязычный свидетель.
Как бы то ни было, он указал на Дживса как на кладезь информации, и поэтому, добравшись до гостиной и увидев, что она пуста, я немедленно надавил указательным пальцем на кнопку звонка.
На мой зов явился Сеппингс. Мы с детства в приятельских отношениях — с моего детства, конечно, а не с его, — и, когда мы встречаемся, беседа обычно льется как вода, в основном касаясь погоды и ее воздействия на его люмбаго; однако на сей раз мне было не до праздной болтовни.
— Сеппингс, — сказал я, — мне нужен Дживс. Где он?
— В помещении для слуг, сэр, утешает горничную.
Я подумал, что он имеет в виду служанку, чей звонок к ужину восхитил меня в первый вечер, и при всей неотложности моих дел я счел своим человеческим долгом выразить ей сочувствие, в чем бы ни заключались ее огорчения:
— Она получила плохое известие?
— Нет, сэр, ее ушибло репой.
— Где?
— Под ребрами, сэр.
— Я хотел узнать, где это случилось.
— В ратуше, сэр, ближе к концу дебатов.
Я судорожно вздохнул. Чем дальше, тем ясней мне становилось, что собрание, которое я пропустил, омрачили буйства, мало чем уступающие любым перехлестам Французской революции.
— В меня самого, сэр, едва не угодили помидором. Он прожужжал у меня над ухом.
— Вы меня просто потрясли, Сеппингс. Неудивительно, что вы так бледны и так дрожите. — Он и вправду был как плохо загустевшее бланманже. — Из-за чего поднялась вся эта суматоха?
— Из-за речи мистера Уиншипа, сэр.
Невероятно. Я вполне мог поверить, что любая речь Медяка будет сильно отличаться в худшую сторону от эталона, заданного Демосфеном, если я не перевираю имя этого древнего оратора, но все-таки не мог же он так опростоволоситься, чтобы слушатели принялись швыряться яйцами и овощами; я хотел было продолжить расспросы, но Сеппингс уже двинулся к двери, пообещав, что сообщит мистеру Дживсу о моем желании с ним увидеться. И спустя некоторое время день, если можно так выразиться, явил своего героя.
— Вы хотели меня видеть, сэр? — осведомился он.
— Слабо сказано, Дживс. Я жаждал вас видеть.
— В самом деле, сэр?
— Только что на подъезде к дому меня перехватил Медяк.
— Да, сэр, он дал мне знать, что собирается ждать там вашего возвращения.
— Он сказал мне, что его помолвка с мисс Крэй расторгнута и теперь он жених мисс Гленденнон. А когда я спросил его, как ему удалось так ловко переметнуться, он посоветовал обратиться за разъяснениями к вам.
— Я буду счастлив дать их вам, сэр. Желаете получить полный отчет?
— Вот именно. Не опускайте ни одной подробности, даже малейшей.
Он немного помолчал — вероятно, собирался с мыслями. А затем приступил к рассказу.
— Было совершенно очевидно, — начал он, — что избиратели придают этим дебатам чрезвычайно важное значение. Число собравшихся в ратуше было весьма внушительно. Присутствовали мэр и городской совет, присутствовал весь цвет аристократии Маркет-Снодсбери, равно как и простонародные элементы в матерчатых кепках и свитерах с высоким горлом, которых вообще не следовало пускать в зал.
Но я счел необходимым возразить:
— Не будьте таким снобом, Дживс. Разве можно судить о людях по одежде? Свитер с высоким горлом может стать царственным одеянием, если носить его ради торжества добродетели, и под матерчатой кепкой может биться благородное сердце. Не исключено, что они отличные ребята, если узнать их получше.
— Я предпочел бы их вовсе не знать, сэр. Именно они впоследствии стали кидать яйца, картофель, помидоры и репу.
Тут он был, пожалуй, прав.
— Верно, — согласился я, — у меня это вылетело из головы. Ладно, Дживс, продолжайте.
— В начале собрания прозвучал наш национальный гимн, исполненный учениками и ученицами городской начальной школы.
— Представляю себе, как это было ужасно.
— Тошнотворно, сэр.
— Ну а потом?
— Мэр произнес краткое вступительное слово, в котором представил публике кандидатов, после чего
