огромную роль в общем ходе событий играют его жаркие и супы. Могу сказать только одно: если вы хоть раз вкусили одно из его блюд, вам открывается истина: жизнь лишится смысла и поэзии, если у вас отнимут надежду вкушать его изыски и дальше. Мысль, что тетя Далия готова пожертвовать этим восьмым чудом света всего лишь ради того, чтобы спасти племянника от кутузки, поразила меня в самое сердце.
Не помню, чтобы я когда-то в своей жизни был так глубоко растроган. На глаза навернулись слезы. Она напомнила мне Сидни Картона.
— И вы всерьез решили отказаться от Анатоля ради моего спасения? — прошептал я.
— Конечно.
— Никогда! Я и слышать об этом не хочу.
— Но ты не можешь сесть в тюрьму.
— С удовольствием сяду, если этот виртуоз, этот волшебник останется по-прежнему у вас. Не вздумайте согласиться на наглые посягательства хрыча Бассета.
— Берти! Ты это серьезно?
— Более чем серьезно. Что такое тридцать дней усиленного тюремного режима? Сущий пустяк. Они пролетят как одна минута. Пусть Бассет лопнет от злости. А когда я отсижу свой срок, — продолжал я мечтательно, — и снова окажусь на свободе, пусть Анатоль покажет, на что он способен. За месяц на хлебе и воде или на баланде — чем там кормят в этих заведениях — я нагуляю зверский аппетит. В тот день, когда меня выпустят, я хочу, чтоб меня ожидал обед, о котором будут слагать песни и легенды.
— Он будет тебя ждать, клянусь!
— Можем прямо сейчас составить предварительное меню.
— Конечно, зачем терять время. Начнем с черной икры? Или с дыни канталупы?
— Не «или», а «и». Потом суп.
— Суп или бульон?
— Бульон, прозрачный крепкий бульон.
— Ты не забыл суп-пюре из крошечных кабачков?
— Ни на миг. А что вы скажете относительно консоме из помидоров?
— Может быть, ты прав.
— Думаю, что прав. Просто уверен.
— Пожалуй, стоит предоставить составление меню тебе.
— Это самое мудрое.
Я взял карандаш и лист бумаги и через каких-нибудь десять минут был готов огласить результаты.
— Вот меню обеда, как я его себе представляю, не считая дополнений, которые мне придут в голову во время пребывания в камере.
И я прочел:
«LE ОБЕД Икра черная свежая Дыня канталупа Консоме из помидоров Сильфиды под раковым соусом Мечта гурмана из цыплят «Маленький герцог» Молодая спаржа с соусом сабайон а-ля Мистингет Паштет из гусиных печенок, вымоченных в шампанском, «Альпийские жемчужины» Зобные железы двухнедельных телят, запеченные в тесте по-тулузски Салат из цикория и сельдерея Сливовый пудинг «Вечерняя звезда» «Белые бенедиктинцы» Пломбир «Нерон» Les пирожные, торты, желе, муссы, бланманже, петиту, булочки, пышки, ватрушки «Дьяволята» Фрукты»
— Ну как, тетя Далия, ничего не упустил?
— Если и упустил, то не слишком много.
— В таком случае позовем этого негодяя и объявим, что плевать мы на него хотели! Эй, Бассет! — закричал я.
— Бассет! — подхватила тетя Далия.
— Бассет! — рявкнул я так, что стекла задрожали. Стекла продолжали дрожать, когда в комнату влетел недовольный Бассет.
— Какого дьявола вы тут разорались?
— А, пожаловали наконец. — Я без преамбулы перешел к сути: — Бассет, мы на вас плюем.
Старик был явно обескуражен. Вопросительно поглядел на тетю Далию. Видно, подумал, что Бертрам Вустер изъясняется загадками.
— Он говорит о вашем идиотском предложении снять обвинение, если я уступлю вам Анатоля, — объяснила любимая родственница. — В жизни не слышала ничего глупее. Мы хорошо посмеялись, верно, Берти?
— Чуть со смеху не лопнули.
На старика напала оторопь.
— Вы что же, отказываетесь?
— Конечно, отказываемся. Уж я-то должна была знать своего племянника: разве можно хоть на минуту предположить, что он способен принести в дом тетки горе и лишения, лишь бы избавить себя от мелких неудобств? Бустеры так не поступают, верно, Берти?
— Никогда.
— Они не из тех, кто думает только о себе.
— Что нет, то нет.
— Как я могла оскорбить его, рассказав о вашем предложении? Берти, прости меня.
— Ну что вы, что вы, дорогая тетушка.
Она стиснула мою руку.
— Спокойной ночи, Берти, спокойной ночи — вернее, au revoir. До скорой встречи.
— Именно до скорой. Мы увидимся, когда на полях расцветут маргаритки, а может, еще скорее.
— Кстати, ты не забыл средиземноморскую форель, посыпанную укропом?
— Ах, черт, забыл. И седло барашка с салатом-латуком по-гречески забыл. Впишите и то и другое, пожалуйста.
Она величественно удалилась, одарив меня на прощанье взглядом, в котором сияли и нежность, и восхищение, и благодарность, и в комнате ненадолго воцарилось молчание — лично я молчал высокомерно. Но вот папаша Бассет произнес вымученно ядовитым тоном:
— Что ж, мистер Вустер, видно, вам все же не миновать расплаты за совершенную глупость.
— Я готов.
— Я разрешил вам провести ночь под моим кровом, но теперь передумал. Отправляйтесь в полицейский участок.
— Какой вы мелкий, злопамятный негодяй, Бассет.
— Ничего подобного. Несправедливо лишать полицейского Оутса нескольких часов заслуженного отдыха ради вашего удобства. Сейчас пошлю за ним. — Он отворил дверь. — Эй, вы!
Обращаться так к Дживсу? Совершенно недопустимо. Но верный слуга сделал вид, что его это совершенно не задевает.
— Что угодно, сэр?
— На газоне перед домом вы увидите полицейского Оутса. Приведите его сюда.
— Хорошо, сэр. Мне кажется, с вами желает побеседовать мистер Спод, сэр.
— А?
— Мистер Спод, сэр. Он идет сюда по коридору.
Старик Бассет вернулся в комнату, не скрывая досады.
— Зачем Родерик мешает мне в такую важную минуту? — проворчал он. — Не понимаю, что ему от меня понадобилось.
Я весело засмеялся. Какая ирония! Я от души забавлялся.
— Он идет сюда сказать вам — правда, он несколько опоздал, — что был здесь у меня, когда украли корову, и снять с меня подозрение.
— Понятно. Да, он, как вы заметили, несколько опоздал. Придется ему объяснить… А, Родерик.
Дверной проем закрыла массивная туша Р. Спода.
— Входите, Родерик, входите. Но вы зря беспокоились, дорогой друг. Мистер Вустер убедительно доказал свою непричастность к хищению коровы. Вы ведь об этом хотели мне сообщить?
